История всемирной литературы Т.4
История всемирной литературы Т.4 читать книгу онлайн
Том IV охватывает литературу XVII столетия.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Из книги Малехо мы узнаем, что поэты-ремесленники часто собирались в торговых рядах, в лавках, дома и вели жаркие научные и литературные споры.
О состоянии художественной прозы той эпохи можно судить по книге Ходжи Самандара «Дастур-ул-мулук» («Назидание государям»). Это дидактическое произведение создано в последней четверти XVII в. Оно состоит из 22 глав. Одна из них историческая, остальные — художественные повествования, синтезирующие черты, присущие таким творениям классического периода, как «Гулистан» Саади, «Бахористан» Джами и др. Ходжа Самандар излагает увлекательные и поучительные истории, расцвечивая их поэтическими строками. Привлекая внимание читателя, каждую главу, каждый раздел он неизменно начинает обращением «Мой дорогой!». Он проповедует благородные человеческие деяния, говорит о пользе путешествий. Особенно выделяются главы, посвященные справедливости, смелости, благородству. Автор предстает здесь как выдающийся гуманист своего времени. Книга написана простым языком, она сыграла заметную роль в развитии таджикской прозы.
Подъем литературной жизни продолжался до 80-х годов XVII в., затем наступила мрачная эпоха правления Аштарханида Субханкулихана (1680—1702), при котором чрезвычайно усилился религиозный фанатизм. Положение писателей стало крайне тяжелым, и часть из них в поисках средств к жизни и возможностей заниматься творческим трудом эмигрировала в Индию, ко двору темуридских султанов. В их числе были Муфид Балхи, Мунъим Бухораи, Ломеч Насафи.
Прогрессивная социальная и политическая тематика всячески ограничивалась. В литературе усилились религиозные и упадочные мотивы, идеи ухода от действительности. Правители и духовенство решительно пресекали малейшие проявления свободомыслия и жизнелюбия. Поэты Негматулло Самарканди и Машраб Намангани за свои прогрессивные идеи поплатились жизнью: они были зверски убиты.
*
Выдающимся представителем узбекской поэзии XVII в. был Машраб Бабарахим (1657—1711). Он родился в семье бедного ткача в Андижане. Потом семья переехала в Наманган, и мальчика отдали на воспитание ишану. Обвиненный в непокорности и вольнодумстве, Машраб был вынужден покинуть родные места и проводил время в бесконечных скитаниях — в Ходженте, Ташкенте, Самарканде, Бухаре, Балхе, Индии. Поэт-дервиш проповедовал пантеистически-суфийские взгляды. Он заслужил в народе громкую славу заступника угнетенных, что вызвало ненависть к нему реакционной части мусульманского духовенства. В 1711 г. Машраб по приговору высших мусульманских улемов (богословов) был повешен в городе Балхе. О жизни Машраба рассказывает созданная неизвестным автором и изобилующая легендами повесть «О безумце Машрабе». В этой книге приводится много стихотворений Машраба, но часто трудно отличить подлинные его стихи от многочисленных интерполяций. Известна также книга Машраба «Источник света», состоящая из толкования стихов Джалал ад-Дина Руми и нравоучительных рассказов.
Машраб писал стихи на двух языках — на фарси и узбекском; его газели и мухаммаса пронизаны пантеистическим содержанием, поэт резко разоблачает ханжество мулл. Любовная и гражданская поэзия Машраба проникнута фольклорными мотивами; его стихи искренни, просты по языку:
Без вина и без любимой в Мекку для чего пойду?
Что мне храмы и мечети — лавки ветхие, старье!
Ад вдвойне иль пять Иремов мне предложат — все равно!
Если нет свиданья с милой, ад — гнилье и рай — гнилье!
Я, поправ престол Аллаха, в сущность тайн его проник.
В небе мрак. Так что же сказать мне про земное бытие?
(Перевод В. Липко)
В стихах Машраба полностью развернута пантеистическая система Навои с его символикой: «бутон» как «бытие в самом себе» и «роза» как «сущее бытие», т. е. действительность, живая природа. Эта символика заполняет всю поэзию Машраба и выражает радостное, живое мироощущение, венчающееся обожествлением совершенного человека, стоящего в центре Вселенной.
Поэт Турды, писавший иногда стихи и по-таджикски (под псевдонимом Фараги), жил во второй половине XVII в. Это был период жестоких феодальных междоусобиц, а в конце века — и страшного произвола аштарханидского хана Субханкули-хана. Сам Турды, происходивший из племени юз, числился в нем одним из влиятельных лиц. Против Субханкули-хана неоднократно поднимались восстания, в которых объединялись борьба некоторых непокорных племен и народные мятежи против ненавистного гнета. Повстанцы обращались за помощью к правителю Ходжента и Уратюбе — Рахим-бию, однако последний отказал в помощи. Под Самаркандом повстанцы потерпели поражение, и Турды бежал в Ходжент, где прожил в большой нужде до последних дней (предположительная дата его смерти — 1700—1701 гг.).
Единственная рукопись его стихов, дошедшая до нас, содержит лишь 17 стихотворений, из которых два написаны по-таджикски: всего четыреста строк стихов, состоящих из мухаммасов и полугазелей (кыта). По своим антидеспотическим мотивам стихи Турды в значительной мере перекликаются со стихами его выдающегося современника Сайидо Насафи. Разоблачая произвол Субханкули-хана, Турды писал:
Побором, воровством и тысячами бед
Он разорил страну, затмил в ней солнца свет.
Есть деньги или нет, одет ты иль раздет,
Плати ему налог вперед за много лет...
(Перевод Н. Гребнева)
Турды с большим сочувствием относился к народу, противопоставляя бекам простых людей:
Бедняк и гол, и бос, — от стужи хоть пляши,
На голове его ни волоска, ни вши —
Все взяли с бедняка вельможи-торгаши,
Все, кроме ран и слез, да разве что — души.
(Перевод Н. Гребнева)
В своих стихах Турды проповедует объединение узбекских племен в борьбе против ханской тирании:
Где ваша совесть, баи:
Хоть народ наш разобщен,
Но ведь это все узбеки девяноста двух племен.
Называемся мы разно — кровь у всех у нас одна.
Мы — один народ, и должен быть у нас один закон.
Полы, рукава и ворот — это все один халат.
Так един народ узбекский, да пребудет в мире он.
Беки, вы не превышайте вашей власти над людьми,
Мы хотим, чтоб наши судьбы не решал оружья звон.
Прекратите ваши распри, в них не ваша льется кровь...
Вместо ран на вас румяна, беки, облик ваш смешон.
(Перевод Н. Гребнева)
Наиболее интересным явлением таджикской и узбекской литератур, тесно связанных между собою, было развитие «индийского стиля», типологически близкого прециозному стилю эпохи барокко в европейских литературах. Исследователь «индийского стиля» — итальянский ученый А. Баузани исторически верно выделяет в нем две тенденции: распад давно установленной гармонии формы и конкретизацию абстрактных понятий. Так, например, поэты, культивирующие «индийский стиль», проявляют склонность к подробному описанию явлений природы, растений, животных, иногда или очень редко упоминаемых и описываемых в произведениях классического стиля, т. е. нарушается классическая гармония формы, увеличивается число предметов, могущих быть опоэтизированными. Одновременно стремление к конкретизации абстрактных понятий обращается в интеллектуальное «обыгрывание» полуперсонифицированных представлений, которое иногда может выражать и глубокие философские мысли.
«Индийский стиль» использовали и бездарные поэты, лишавшие стихи подлинного содержания под прикрытием непонятной сверхусложненной формы. Вместе с тем стихи, написанные «индийским стилем» подлинными, талантливыми поэтами, нередко содержат символически зашифрованную полемику вокруг философской системы Навои. Такие стихи представляют собой блестящую интеллектуальную поэзию.
*
В туркменской литературе до второй половины XVIII в. преобладала дидактическая тенденция, которая отражала исключительно исламско-суфийскую догматику. Язык этой литературы, среднеазиатско-тюркский (староузбекский, чагатайский), был далек от разговорного туркменского народного языка.