История всемирной литературы Т.2

Судьба Кирилла и Мефодия сложилась благоприятно для того, чтобы подготовить их к славянской просветительской деятельности. Мефодий (820—885) и его младший брат Константин (ок. 826—869; имя Кирилла он получил, приняв монашество перед своей смертью) родились в Византийской империи, в г. Солуни (Фессалоники) в аристократической семье. Отец их, по имени Лев, видимо, грек, занимал высокое военно-административное положение. Существует мнение, что матерью их была славянка. Братья первоначально воспитывались в среде смешанного греко-славянского населения. Они получили хорошее греческое образование. Младший из них, Константин, несомненно, превосходил старшего, Мефодия, был личностью гениальной, и поэтому по древней традиции его имя упоминается на первом месте. Способности Кирилла обнаружились рано. Он с 14 лет учился в Константинополе, в самом центре византийской образованности, в среде высшей аристократии. Окончив Магнаурскую школу, Кирилл блестяще освоил все «эллинские» науки, среди которых для его будущей просветительской деятельности особенно полезны были грамматика и диалектика (искусство спора), а также языки греческий, латинский, древнееврейский (позже — и арабский). Одним из учителей Кирилла был Фотий, крупный писатель, государственный и церковный деятель. Но важнее всего для Кирилла, как и для Мефодия, было то, что они отлично владели с детства тем живым наречием, на котором говорила славянская часть населения их родного города.

В отличие от Мефодия Кирилла не привлекала чиновничья карьера при императорском дворе или в провинциях. Он стремился к интеллектуальной деятельности: стал библиотекарем в богатой патриаршей библиотеке, позже занял в Магнаурской высшей школе кафедру философии (поэтому в письменной традиции его часто называют Константином Философом).

Византийский император Михаил III (842—867) и его двор, видимо, быстро оценили выдающиеся дарования Кирилла и стали направлять его в ответственные миссионерские поездки, имевшие не только церковное, но и политическое значение. Еще молодым человеком (в 851 г.) Кирилл принял участие в «сарацинской миссии», посетил Багдадский халифат и успешно провел богословскую дискуссию с магометанским духовенством. Некоторое время Кирилл жил у своего брата Мефодия в малоазийском монастыре Олимп. Когда патриарший престол в Константинополе занял Фотий (858), бывший учитель Кирилла, церковно-политическая деятельность братьев значительно расширилась. Кирилл и Мефодий были направлены далеко на Восток, во владения Хазарского каганата. Можно предполагать, что эта миссия была связана с первым походом русских на Константинополь (860). В городе Херсонесе (крымский г. Корсунь, который был известен русским князьям и купцам) Кирилл нашел Евангелие и «Псалтирь», написанные «рушкым писменем» (в науке существуют различные мнения об этой письменности), и при помощи некоего человека, знавшего этот язык, научился читать эти тексты. По преданию, около Херсонеса Кирилл обнаружил мощи Климента Римского (римского архиепископа I в.). Эта находка сыграла важную роль в дальнейшей судьбе братьев-миссионеров.

Деятельность Мефодия имела несколько иной характер. Он поступил на военную службу, затем был видным чиновником и управлял областью, населенной македонскими славянами, потом постригся в монахи. Но в 863 г. братья вновь объединили свою деятельность вследствие неожиданных исторических обстоятельств.

В Константинополь к Михаилу III прибыло посольство великоморавского князя Ростислава (846—870). Великоморавское княжество, в состав которого тогда входили земли чехов и словаков, вело борьбу с королем Людовиком Немецким и его латино-немецким духовенством. Людовик в это время (863) заключил союз с Болгарией, а князь Ростислав желал заручиться помощью Византии. По рассказам хронистов, моравские послы от княжеского имени, в частности, заявили: «Наш народ отринул язычество и держится христианского закона, но мы не имеем такого учителя, который учил бы нас [...]на нашем языке, дабы и иные страны, видя это, подражали нам. Итак, пошли нам, господин, такого епископа и учителя». Главной идеей этого послания была не борьба с язычеством (которое, как сказано, было уже преодолено), а борьба с латинским церковно-политическим влиянием, проводником которого было немецкое духовенство. Решение этого вопроса во многом зависело от организации собственной церкви на собственном («нашем») языке. Книжного славянского языка еще не существовало, но острая потребность в нем ощущалась, так как в раннефеодальную эпоху близость книжного языка к языку народа имела большое политическое и культурное значение. Князь Ростислав указывал на это, когда сообщал императору, что другие страны (очевидно, славянские) могли бы последовать его начинанию («видя это, подражали нам»). Впоследствии эта далеко идущая идея общности церковного книжного языка у ряда славянских народностей в значительной мере осуществилась. Намерения Ростислава получить проповедника, который учил бы «на нашем языке», и безошибочный выбор Михаилом III для этого двух братьев «солунян» оказались перспективными в отношении осознания разными славянскими народами их родства и культурной близости. Так, древнерусский летописец Нестор (в «Повести временных лет»), описывая географическое расположение славян в Европе, неизменно связывал эти сведения с представлениями о родстве славянских племен, о единстве их письменности и церковной службы. Он писал: «И так разошелся славянский народ, а по его имени и грамота назвалась славянская». Рассказывая с глубоким уважением о подвиге Кирилла и Мефодия, древнерусский летописец подчеркивал широкое значение их дела: для «моравов первоначально созданы буквы, названные славянской грамотой; эта же грамота и у русских и у болгар дунайских». Таким образом, книжный язык, созданный Кириллом и Мефодием, стал прочно осознаваться как общее достояние нескольких славянских народностей.

Направляя в Великую Моравию Кирилла и Мефодия, император Михаил III (как сказано в «Житии Мефодия») ясно указал на причину своего выбора именно этих миссионеров: «потому что вы оба солуняне, а солуняне все чисто говорят по-славянски». Но это решение было, очевидно, подготовлено не только солунским происхождением братьев.

Проблема создания собственной письменности у славян, живших в Византии и в соседней с нею Болгарии, уже назрела и стала актуальной. Поэтому еще до приезда в Константинополь послов Ростислава Кирилл занимался труднейшей и требующей значительного времени работой по составлению азбуки для славян (он «сложил письмена»). Славянская азбука составлялась Кириллом на основе греческой, но с существенными ее изменениями, которые требовались для передачи славянской звуковой системы. Вопрос о том, какая из двух славянских азбук (глаголица и кириллица) была создана первоначально, вызывает разные мнения в науке. Но более вероятным представляется создание Кириллом глаголицы, которая впоследствии в Преславе, столице Первого Болгарского царства, была заменена кириллицей. Наряду с составлением азбуки Кирилл еще в Византии начал работать над переводом на создаваемый им книжный «славянский» язык греческих текстов Евангелия (он начал «беседу писать евангельскую»).

Сам процесс этого перевода Евангелия с греческого языка, имевшего давнюю развитую литературную традицию, на иной язык, впервые возникавший под пером Кирилла, получил значение важнейшей и перспективной литературной деятельности. Кириллу, а затем и Мефодию с их учениками пришлось выполнить основополагающую для развития культуры средневековых славянских народов работу по созданию такого книжного языка, который с самого начала должен был получить достаточно сложную терминологию, богатую фразеологию и традиционную образованность. Без этих условий перевод каких-либо сочинений с греческого на этот новый язык был бы невозможен. Новый «славянский» язык в силу своей богослужебной предназначенности нуждался в определенном стилистическом стереотипе, соединяющем необходимую торжественность тона с не менее необходимой доступностью для славян, только начинавших приобщаться к христианской культуре.