Муму

му верить,- прибавила она с выражением глубокого чувства,-подите, душа моя, будьте так добры, подите к Гавриле Андреичу.

Любовь Любимовна отравилась в Гаврилину комнату. Неизвестно о чем происходил у них разговор; но спустя некоторое время целая толпа людей подвигалась через двор в направлении каморки Герасима: впереди выступал Гаврила, придерживая рукою картуз, хотя ветру не было; около н.его шли лакеи и повара; из окна глядел дядя Хвост и распоряжался, то есть только так руками разводил; позади всех прыгали и кривлялись мальчишки, из которых половина набежала чужих. На узкой лестнице, ведущей к каморке, сидел один караульщик; у двери стояло два других, с палками. Стали взбираться по лестнице, заняли ее во всю длину. Гаврила подошел к двери, стукнул, в нее кулаком, крикнул:

- Отвори.

Послышался сдавленный лай; но ответа не было.

- Говорят, отвори! - повторил он.

- Да, Гаврила Андреич,-заметил снизу Степан,-ведь он глухой - не слышит. Все. рассмеялись.

- Как же быть? - возразил сверху Гаврила.

- А у него там дыра в двери,-отвечал Степан,-так вы палкой-то пошевелите. Гаврила нагнулся.

- Он ее армяком каким-то заткнул, дыру-то.

- А вы армяк пропихните внутрь. Тут опять раздался глухой лай.

- Вишь, вишь, сама сказывается,-заметили в толпе и опять рассмеялись.

Гаврила почесал у себя за ухом.

- Нет, брат,-продолжал он наконец,-армяк-то ты пропихивай сам, коли хочешь.

- А что ж, извольте!

И Степан вскарабкался наверх, взял палку, просунул внутрь армяк и начал болтать в отверстии палкой, приговаривая: "Выходи, выходи!" Он еще болтал палкой, как вдруг дверь каморки быстро распахнулась - вся челядь тотчас кубарем скатилась с лестницы, Гаврила прежде всех. Дядя Хвост запер окно.

- Ну, ну, ну, ну,-кричал Гаврила со двора,-смотри у меня, смотри!

Герасим неподвижно стоял на пороге. Толпа собралась у подножия лестницы. Герасим глядел на всех этих людишек в немецких кафтанах сверху, слегка оперши руки в бока; в своей красной крестьянской рубашке он казался каким-то великаном перед ними, Гаврила сделал шаг вперед.

- Смотри, брат,- промолвил он,- у меня не озорничай. И он начал ему объяснять знаками, что барыня, мол, непременно требует твоей собаки: подавай, мол, ее сейчас, а то беда тебе будет.

Герасим посмотрел на него, указал на собаку, сделал знак рукою у своей шеи, как бы затягивая петлю, и с вопросительным лицом взглянул на дворецкого.

- Да, да, - возразил тот, кивая головой,-да, непременно. Герасим опустил глаза, потом вдруг встряхнулся, опять указал на Муму, которая все время стояла возле него, невинно помахивая хвостом и с любопытством поводя ушами, повторил знак удушения над своей шеей и значительно ударил себя в грудь, как бы объявляя, что он сам берет на себя уничтожить Муму.

- Да ты обманешь, - замахал ему в ответ Гаврила. Герасим поглядел на него, презрительно усмехнулся, опять ударил себя в грудь и захлопнул дверь. Все молча переглянулись.

- Что ж это такое значит? -