Три возраста Окини-сан

пролетавший через хмурую мглу; его привлек яркий свет, исходивший от госпитальных судов, и он не был задержан кораблями эскадры для проверки.

— Очевидно пассажирский, — гадали на «Суворове».

Македонский шепотом подсказал Игнациусу:

— Это был их крейсер «Синано-Мару»… Все! Да, теперь все. Они открыты, они разоблачены. Над «Суворовым» взвились флаги: ГОТОВНОСТЬ К БОЮ.

— А что эти плавающие дворцы медицины? — спросил адмирал раздраженно. — Или для них закон не писан?

Рожественский не запретил яркое освещение «Костромы» и «Орла», но велел госпиталям идти в отдалении. Стучащие аппараты «Слаби-Арко» вытягивали из себя длинные бумажные ленты, на которых молоточек выбивал одно и то же сочетание: «ре-ре-ре-ре…» — очевидно, Того давал позывные какого-то своего корабля. Радиотелеграфисты ругались:

— Какой уж час он, паразит, одно и то же колотит… Коковцев спустился в кают-компанию броненосца, там, на диванах, даже не скинув обуви, в походных тужурках подремывали артиллерийские офицеры — лейтенант Богданов и мичман Кульнев.

— Господа, чего вы тут кейфуете?

— Я заведую подачей из погребов, — объяснил мичман.

— А я с ближних плутонгов, — ответил лейтенант. — Если что брякнет, мой пост рядышком. Не волнуйтесь.

Коковцев и не думал волноваться. Он-то знал, какую скорость может развить человек на трапах и в люках, когда его призывают на боевой пост колокола громкого боя.

— Тогда и я прилягу, господа, вместе с вами…

За бортом тихо шелестела вода океана. Неожиданно для себя Коксзцев крепко уснул и был пробужен радостным перезвоном бокалов. Он открыл глаза и сел на диване. Кают-компания была переполнена офицерами разных возрастов и рангов, вестовые с азартом открывали шампанское.

— Что празднуете, господа? — спросил Коковцев.

— Японский крейсер. По правому траверзу. Видите?

— Тогда налейте и мне, господа!

— Эй, чистяки! Бокал господину флаг-капитану…

Старший офицер Македонский чокнулся с Коковцевым:

— Кажется, вровень с нами шпарит «Идзуми». Врезать бы ему хорошего леща под винты, чтобы отлип от славян. А то ведь он все уши прозвонил Того своими сигналами…

Серенький рассвет не спеша разгорался над океаном.

— А где мы сейчас идем? — зябко поежился Коковцев.

— Идем к Цусиме… прямо через воронку! Буль-буль…

Откуда столько веселья, почему так радостны лица?

В дверях кают-компании появился Игнациус, укладывая в портсигар три гаванские сигары, при этом он мрачно сказал:

— Думаю, что до конца жизни мне хватит…

Шампанское разливали чересчур щедро, брызжущее искрами вино беззаботно проливалось на ковры, на скатерть.

— Ну, с Богом! Сейчас начнется.

— Дождались… наконец-то! — радовались мичмана.

— Господа, за прекрасных женщин, что ждут нас. Македонский призывал молодежь:

— Будем же свято помнить, что славный андреевский флаг не раз погибал в пучине, но еще никогда не был опозорен!

Забежав в каюту, Коковцев сдернул с вешалки тужурку, глянул в иллюминатор -да, сомнений не было, это «Идзуми».