Каторга

стоптали. Ребро за ребро задевает.

- Ну, здесь тебе не курорт... Следующий!

Через догорающий лес Пиленгского перевала Корней кое-как дохромал до Рыковского, где переспал в ночлежке, а утречком поплелся в свою деревню. Шел и думал: "Сколько было трудов, по солнышку вставал, позже всех ложился, да вот подвела меня сила нечистая - баба проклятущая!" В деревне его изба стояла с заколоченными окнами, в коровнике - пусто, не квохчут куры на сеновале, а в кормушку для свиней кто-то высыпал битые стекла. Погоревал Корней, посидев на крылечке, но в избу даже не зашел - зачем лишне бередить душу?

На завалинках, как всегда, калякали поселенцы.

- Мы, Корней, твоего не трогали, - сказали они. - Ныне завелись хулиганы. Это по-иностранному, а по-русски они - просто пакостники! Ежели что сожрать или пропить не могут, все изгадят, все изломают... А ты куда ж теперь?

- Мне бы уголок потише найти. Чтобы меня не трогали.

- Э, дурень! Таких уголков нонеча не осталось...

Но в Рыковском, куда он вернулся, ночлежка была переполнена бездомными. Корней иногда нанимался таскать воду на кухни местных чиновников, а потом, стоя под их окнами, тоскливо ожидал, когда кухарка вынесет ему остатки обеда:

- Эй, мозгляк! На, дохлебай... Ложки-то нету, ты уж так. Все уже растаскали, только попади вам в руки.

- Да я не из этих. Я из "аграрников".

- Все вы хороши. Послушать вашего брата, так одни только херувимы на Сахалин слетелись... Схлебал? Ну, ступай.

Корней возвратился в Александровск, где народу побольше, где работенку найти легче, где объедки чаще встречаются на чиновных помойках. Два дня он грузил на пристани уголь в бункера английского парохода, пришедшего на Сахалин за лесом. Околачивался в базарных рядах, высматривая - не надо ли кому поднести что-либо до дому? Но офицерские жены приходили с денщиками мужей, а чиновные дамы имели прислугу из каторжан, и никто в услугах Корнея не нуждался.

Дошлые бродяги не раз говорили горемычному:

- А чего ты здесь валандаешься? На твоем месте надо бы до Корсаковска двинуть. Там подсобие всегда сыщется. К кулакам можно наняться батрачить. Японцам в бухте Маука морскую капусту собирать граблями. Мы бывали в Корсаковске, там не жисть, а рай...

Наконец, обессилев, Корней сказал себе:

- Хошь не хошь, а тюрьмы не избежать...

Когда вечерело над Сахалином, возле тюремных ворот собирались толпы жаждущих крова и крыши над головой. Они слышали с улицы знакомые звуки: как разносили по камерам баланду, как звякали ложки о края мисок, и завидовали счастливцам, сидящим в тюрьме, - на своем законном месте. Наконец в воротах показывался красномордый надзиратель, зазывая весело:

- Ну, голодранцы! Кому жрать да спать приспичило - заходи в дом родной, гостем будешь... Ха-ха-ха! Го-го-го!

Толпа бездомных ломила по темным коридорам тюрьмы, ныряя в двери камер, где и без них тесно, забивалась под нары, рассасывалась по всяким нежилым закутам, согласная переспать даже в карцерах. Но теперь узник-доброволец