Поклонник вашего таланта: искусство и этикет

К каким неловким или затруднительным ситуациям может привести нарушение правил этикета?

Для меня это довольно странный вопрос, ведь меня как критика обычно принимают за врага. Меня могут поить и кормить по случаю, приглашать на пресс-конференции, предлагать встретится с художниками, за годы совместных времяпрепровождений, а иногда и проектов, со мной могут даже подружиться; но критик должен сохранять независимость, а это означает, что я, в принципе, могу разнести любую виденную мною выставку – устно или письменно. Кураторы и галеристы, которым небезразлично мое мнение, могут постараться наладить дружеские отношения, что означает, что я всегда приду и посмотрю, но все равно выскажу свое мнение. Сколько-нибудь достойные критики всегда вовлечены в социальную жизнь, поддерживают отношения, разговоры, участвуют в событиях, которые и создают это явление – искусство, однако их отношение к человеку это одно, а их критическая оценка произведений – совсем другое. Есть люди, которые воспринимают независимость суждений как нарушение общественного договора. Понятно, что тот, кто без устали расхваливает художника, может возненавидеть того, кто бесцеремонно объявляет его работы вторичными. Из-за этого от меня уходили девушки и приходили письма поддержки от людей, согласных с моей позицией. Из-за этого галеристы интриговали, чтобы меня выгнали с работы или с вечеринки. Уверен, не сегодня-завтра, после очередной нелицеприятной рецензии, меня подкараулят в темном углу и пырнут ножом в бок. Неловкость – это неотъемлемая часть моей социальной роли, что входит в противоречие с другими ролями, частью которых являются поддержка искусства через продажу, попечительство или создание общественного резонанса.

Каков, по-вашему, основной принцип, «золотое правило» этикета?

Когда я только входил в художественную среду, еще до того, как я приобрел какой-то вес как критик, люди были со мной добродушны и милы – и не потому, что я мог им что-то предложить, а просто потому, что я тоже человек. Это прозвучит совсем банально, но вести себя нужно так, будто все вокруг – тоже люди со своими проблемами, устремлениями и мечтами, и даже если чьи-то эстетические усилия кажутся вам пустяковыми, с творцами этой чепушатины тоже нужно обращаться по-честному, по-человечески.

Изменились ли правила этикета с переменой финансового климата?

Люди стали менее резкими. У художников сразу оказалось больше времени и сил, у галеристов не прибавилось ничего, кроме склонности к дурацким измышлениям. Художники больше не требуют полосных реклам в Artforum, роскошных обедов и больших бюджетов на открытие. Ни у кого на все это просто нет денег. Если раньше художникам приходилось постоянно создавать видимость успеха, то теперь никто не стесняется говорить, что у него есть дневная работа.

А за преподавательские должности держатся обеими руками, и никто не сетует, как раньше. Галеристам больше не нужно держать марку и ездить на бесконечные художественные ярмарки; все, наконец, признали, что если вы не подали заявку на участие в Art Basel, это не значит, что больше вы никогда туда не попадете. Вечеринки стали куда веселее; если раньше это было про то, как преувеличить или – наоборот – скрыть свои успехи, то теперь, скорее, про искреннее человеческое общение – хотя самих вечеринок стало меньше, да и качество алкоголя заметно снизилось.

Что считается дурным тоном?

Худший из известных мне представителей художественной среды – неутомимая карьеристка, расистка, расчетливая и вероломная тварь, всегда готовая, прикрывшись ветошью любезностей, ухватить кусок пожирнее, человек, который всегда относился к подчиненным, как к собачьему дерьму, прилипшему к ее дорогим туфлям, и самозабвенно лизал задницы своим повелителям – людям, обладавшим деньгами, влиянием или славой, сегодня – важный куратор в одном из ведущих нью-йоркских музеев. Так что дурной тон – это весьма относительно.

Джейсон Мьюрисон

Неужели мы и впрямь друзья с арт-критиком Джерри Сальцем? [4] – спрашиваю я себя всякий раз, как вижу его фотографию на фейсбуке в разделе «Люди, которых вы можете знать». Я знаю его. Однажды мы разговорились и даже обменялись мнениями по вопросам искусства и политики на открытии какой-то выставки или в галерее. У нас сорок три общих друга, абсолютный рекорд среди моих нефейсбучных знакомых. Однако достаточно ли хорошо мы знаем друг друга, чтобы стать друзьями на фейсбуке? Посмотрим. Сегодня четверг, 15:01, просто кликаю «Добавить в друзья», без личного сообщения. Аватар у Сальца несколько устрашающий. Он стоит рядом с Биллом Клинтоном, а может, с картонным Биллом Клинтоном. В любом случае заставка дает понять, что его фейсбучные амбиции весьма высоки. А в 15:47 получаю подтверждение. Теперь мы друзья. Интересно, а Питер Шелдал [5] есть в соцсетях?

А.С.Амра

Социальное поведение на открытиях выставок по сути то же, что и на любом другом событии, где есть выпивка и много людей, знакомых друг с другом. Все знают, как вести себя на вечеринке, так что тут проблем не возникает. Проблемы с этикетом возникают из-за арт-объектов, которые являются предлогом для подобных сборищ. Кто-то решает эти проблемы просто не обращая на искусство никакого внимания. Так, глянут мельком или заметят периферийным зрением, пока ищут взглядом тех, с кем хотели поговорить, или стол с пивом и вином. Такие люди, как правило, находят художника или художников (если это групповая выставка) и говорят им какие-то приятные вещи, но к восприятию искусства это не имеет никакого отношения.

Поскольку именно нахождение объектов искусства в пространстве галереи существенно осложняет проблемы этикета в художественной среде, возникает вопрос: сколько нужно смотреть на искусство, чтобы продемонстрировать свою заинтересованность? Если объекты не вызывают во мне интереса, что бывает нередко, я вижу это практически сразу. Должен ли я изображать интерес и смотреть на них дольше, чем хотелось бы, в надежде, что я что-то в них пойму или подсознательно соберу о них достаточно визуальной информации, чтобы по прошествии какого-то времени меня наконец осенило? Должен ли я демонстрировать интерес, которого не испытываю? Или можно ограничиться тремя секундами на объект и двигать дальше?

Кинематограф подготовил нас к восприятию огромного количества визуальной информации. Мы привыкли смотреть по 24 немного отличающихся друг от друга картинки в секунду, так что три секунды на одну – вполне достаточно. А иногда даже слишком. Иногда, посмотрев четыре, хочется пойти и дать художнику по лицу. Плохого искусства очень много, но такие эксцессы редки. Я считаю это доказательством того, что люди знают, что такое хорошие манеры и что хорошие манеры – серьезная проблема для художественной среды.

Если работы мне нравятся – и тут с этикетом все непросто. Что если некое произведение меня просто перепахало? Как быть – стоять перед ним разинув рот, нарушая плавную циркуляцию зрителей? Вскрикнуть и показать на него пальцем, не в силах более себя сдерживать? Или стоит взглянуть на то, что нравится, мельком и завязать узелок, чтобы потом вернуться и рассмотреть как следует, когда народу будет поменьше? Конечно, я знаю, что на это у меня просто может не хватить времени – я просто не буду рядом. Так что в этом тоже есть некая неискренность.

На открытиях выставок все эти проблемы усугубляются еще и тем, что ты вынужден выслушивать мнения других, пропустить которые мимо ушей почему-то много легче в музее или в кинотеатре. Но на открытии вам поездят по ушам: вы будете вздрагивать от дурацких или банальных комментариев, как от воя противовоздушной сирены, все оттого, что есть люди, считающие своим долгом что-то сказать, вместо того чтобы просто найти стол с выпивкой. Они уверены, что прежде чем выпить, нужно обязательно высказаться. Поэтому я считаю, музеи выживут. Пока у каждого произведения не будет по монитору, по которому будут показывать пояснительный документальный фильм, что, я уверен, произойдет еще на нашем веку.