Тайны древних цивилизаций. Том 1

В те времена театр представлял собой несколько иное зрелище, чем то, к которому мы привыкли. Сегодня существует много театров и огромное количество разнообразных театральных произведений, постоянно повторяющихся в репертуаре. Мы можем выбирать, в какой театр пойти, какое произведение смотреть, какому актеру выразить свою любовь и уважение. В Афинах, где родилась трагедия, театральное представление было событием уникальным. Эти представления являлись священными праздниками, которые проходили в конце января – начале февраля и в конце марта – начале апреля. Они всегда посвящались Дионису, принципу возобновления жизни и мистического ощущения Божественного присутствия. Это были периоды великого возрождения; люди посещали театр под воздействием сильного импульса, охватывавшего всех, как бывает всегда, когда рождается нечто поистине великое. Развивавшееся действие очаровывало, околдовывало зрителей. Когда уже были созданы первые сцены и первые прекрасные здания для представлений, греки посещали театр не для того, чтобы в очередной раз посмотреть, как создается мир, как спасают Зевса от гнева его отца или как продвигается священное шествие из Элевсина. Для них важнее всего было то, что они являлись не зрителями, не наблюдателями, а участниками всего происходившего, и в этом выражалось особое мистическое чувство их причастности к Божественному. Речь шла не о том, чтобы посредством театрального представления познакомиться с еще одним новым сюжетом, а о том, чтобы, принимая участие в нем, проживать вместе с персонажами все события, понимая, что все во Вселенной и в человеческой жизни происходит согласно закону цикличности. Раз в год повторялось одно и то же театральное произведение, одни и те же действия персонажей, и это давало человеку возможность приобщиться к тому, что всегда циклично повторяется в самой Природе, к великим героям, великим сущностям, великим богам.

Когда говорят о греческом театре, всегда упоминают три больших жанра: трагедию, драму и комедию. Трагедия ближе всего к тому, что мы называем инициатическим театром. В ней Судьба и боги полностью управляют событиями в мире людей. Люди кажутся куклами, влекомыми собственной слепотой и неведением, дошедшими из-за этого до самого дна пропасти, из которой не могут выбраться. Словно вихрь, их носит в разные стороны страшная сила – сила трагедии и сила Рока, а воля богов всегда берет верх над волей людей.

В драме ситуация немного смягчается: воля богов и воля людей иногда совпадают, а иногда боги и люди находят компромиссные решения, идя друг другу навстречу. Люди в драме кажутся более уверенными в себе, более готовыми стать хозяевами собственной судьбы, и им всегда предоставляется возможность искупить свои ошибки, возможность вновь и вновь пытаться, прилагать усилия и преодолевать преграды судьбы. Люди в драме страдают, но они уже не слепы.

Комедия всегда показывала жизнь как интересную и смешную игру. Люди в ней смеются, шутят друг с другом. Боги также подшучивают над людьми, но с любовью и пониманием, словно заботливые родители, которые с умилением наблюдают, как сражаются их чада в стремлении достичь того, что им дорого, и как неуклюжи бывают их действия и попытки. Судьба обходится с людьми более мягко, она не так строга и неумолима – сами люди нечасто дают ей повод гневаться, не нарушая в главном основных законов Природы. Люди в комедии словно дети, утратившие контакт с Мистериями, с Инициацией; на самом деле они не живут, а играют в жизнь. Люди смеются, а потому смеются и боги.

Самое главное в инициатическом театре то, что через все жанры – на глубоком уровне трагедии или на более легком и простом уровне комедии – он передавал определенное учение, подталкивая человека к пробуждению внутренних потенциалов и состояний души, открывая новые дали. Самыми глубокими и самыми закрытыми были Мистерии, истинный инициатический театр, в котором только жрецы полностью понимали, о чем говорилось и что происходило, и знали, каким образом и когда нужно говорить и действовать.

Вторая функция театра состояла в побуждении к размышлению и к очищению, так как все, что происходило на сцене, происходило также и в человеческой душе. Именно это заставляло зрителя задуматься. В своей жизни он проходил через страдания, но благодаря театру у него появлялся иной взгляд на них. Человек получал возможность внутреннего очищения, катарсиса, так как те попытки, решения и выходы из ситуаций, которые предлагались в театральном произведении, соответствовали шагам, в которых нуждался он сам. То же самое относится к финалу спектакля (если вообще можно сравнивать финал в жизни и в театре). Суть финала в театре состояла именно в том, чтобы человек попытался понять и применить этот принцип в своей жизни, зная, что каждое начинание и каждая ситуация имеют свое разрешение. Каким оно будет, зависит не только от богов и Судьбы, но также и от самого человека.

Рассматривая более простые, популярные и доступные людям театральные представления, можно сказать, что они также сыграли очень важную роль. Они являлись прекрасным способом в форме, близкой для души и доступной для понимания, указать людям на существование иной реальности, на которую, не будь этой формы, человек так и не обратил бы внимания. Они показывали, что за занавесом происходит много такого, что не всегда замечается в реальной жизни. Они давали понять, что после того, как опускается занавес, для зрителя настоящая работа только начинается. Ведь если человек не сможет открыть глаза, чтобы замечать в жизни то, что показывалось в театре, ему будет очень трудно уловить другие, незримые для глаз, более высокие духовные истины.

Кто является главным в инициатическом театре – автор, актер, зритель? Может ли любой человек написать произведение для театра?

Очевидно, что существует огромная разница между авторами эпохи классической греческой трагедии и теми, кто сегодня, зачастую не будучи профессионалами, берутся создавать пьесы (хотя всегда есть прекрасные исключения из правила).

Биографы Эсхила рассказывают, что писал он только тогда, когда был вдохновлен импульсом и силой Диониса; часто то, что изливалось из его души, пугало его, заставая врасплох. Эсхил был настолько погружен в Мистерии, в получаемые через них познания и мудрость, что загадочной и таинственной была не только его жизнь, но и смерть. Казалось, что в коллегиях жрецов все желали, чтобы он замолчал, перестал писать о сокровенном.

Столь сильным было его вдохновение и его способность проникать в глубокие таинства существования, что он открывал величайшие сокровенные истины, рассказывать о которых в рамках театрального действия, не искажая и не профанируя их, многие считали невозможным. В любом случае, большинство публики было не готово воспринять то глубокое содержание, которое передавалось таким способом.

Главным для автора является руководящий им принцип – вдохновение. Без вдохновения, без контакта с высшей Идеей, или Архетипом, невозможно создать не только театральное произведение, но и любое произведение искусства.

В греческом театре зрители не были простыми наблюдателями, сидящими на каменных трибунах. В эпоху, когда зарождались великие театральные представления, люди начинали смотреть пьесу на восходе солнца и заканчивали на закате (с небольшими перерывами). Но все это время зрители лишь формально оставались на своих местах – на самом деле они были на сцене, жили жизнью персонажей. Как говорил Аристотель, публику переносили в иной мир великие чувства страха и сострадания. Речь идет не об обычном ощущении страха. Это особое состояние рождалось, когда зритель проникался судьбой персонажа. Он боялся за него и одновременно за себя. Он страшился тех последствий, которые могут возникнуть, когда из-за собственного неведения, по собственной глупости человек нарушает неумолимые законы природы. Человек боялся реакции Судьбы на нарушение универсального порядка и гармонии. Именно благодаря этому чувству страха зрители более глубоко осознавали собственные ошибки, а также свои обязательства и ответственность за все, что происходит с ними и вокруг них. Они проявляли искреннее соучастие и сочувствие к великим героям, к тем, кто умеет проходить испытания с гораздо большим достоинством и благородством, чем они сами. Это было священное сострадание, благодаря которому зрители разделяли с персонажами добро и зло, радости и переживания. Они понимали, что каждое существо, начиная с богов и кончая человеком, переживает трудности и ситуации жизненного выбора, которые больше, чем всех остальных, мучают именно людей: это момент, когда приходится выбирать между человеческим и божественным. Зритель испытывал сострадание к персонажу и к самому себе, и в нем пробуждался удивительный процесс катарсиса, внутреннего очищения.