Классное чтение: от горухщи до Гоголя

Железный стих,определивший содержание и интонацию «Смерти поэта», распространяется далеко за пределы этого стихотворения.

Тяжба с миром: любовь и ненависть

Любовная лирика поэта, как правило, – непримиримый поединок, в котором исходное чувство превращается в иное, прямо противоположное.

На контрастах строится стихотворение «Отчего» (1840). «За каждый светлый день иль сладкое мгновенье» в настоящем девушка должна будет заплатить «слезами и тоской» в будущем (обратим внимание, как тонко поэт использует не только семантические контрасты, но и фонетические переклички, внутренние рифмы: молодость– молвы, светлый – слезами). Стихотворение начинается и заканчивается антитезами: «Мне грустно, потому что я тебя люблю – «Мне грустно… потому что весело тебе». Противоположные чувства (грусть – веселье) распределены здесь между персонажами.

В «Благодарности» (1840) они определяют сознание самого лирического героя. Сначала приводится подробный перечень обид: от мучения страстей и отравы поцелуя до мести врагов и клеветы друзей. Он опять строится как развертывание оппозиций, завершающееся последней, самой главной: «Устрой лишь так, чтобы тебя отныне / Недолго я еще благодарил».

Благодарность в итоге оборачивается проклятием, лирический герой просит не любви, а смерти. Масштабность, обобщенность этого стихотворения таковы, что его воспринимают и как обращение к любимой женщине, и как тяжбу с Богом.

В «Отчего» эмоция поэта обращена в безотрадное будущее. В «Благодарности» его страдание связано с настоящим временем. В стихотворении «Нет, не тебя так пылко я люблю…» (1841) миг лирической концентрации находится в прошлом. Сегодняшняя любимая сравнивается с «подругой прежних дней» – и не выдерживает этого сравнения. Прежняя любимая умерла, о чем сказано перифрастически: уста давно немые, огонь угаснувших очей.Эта пылкая любовь принесла герою лишь страдание, но он не может забыть погибшей молодости. Любовь к ушедшему, воспоминания оказываются сильнее, чем наслаждение в настоящем.

Грустные любовные мотивы перемежаются у Лермонтова со скорбными размышлениями о жизни в целом. При этом лирическое Я перерастает в обобщенное Мы.

В раннем стихотворении «Монолог» (1829) – поэту всего пятнадцать лет – уже намечен этот непримиримый конфликт не с любимой, но с целым миром.

Как солнце зимнее на сером небосклоне,

Так пасмурна жизнь наша. Так недолго

Ее однообразное теченье…

И душно кажется на родине,

И сердцу тяжко, и душа тоскует…

Не зная ни любви, ни дружбы сладкой,

Средь бурь пустых томится юность наша,

И быстро злобы яд ее мрачит,

И нам горька остылой жизни чаша;

И уж ничто души не веселит.

Однако здесь поэт не столько протестует, сколько сожалеет и томится. Поэтическое мы, точно так же, как и противостоящий мир, изображены в самых общих чертах. Образы-тропы имеют абстрактный, общепоэтический характер: бури пустые, злобы яд, остылой жизни чаша. Лишь одна строка – и душно кажется на родине– допускает актуальное прочтение.

В поздних стихотворениях – «Дума» (1838), «Как часто пестрою толпою окружен…» (1840) – эти общие формулы наполняются историческим содержанием: речь идет уже о конкретном времени, о последекабрьской эпохе.

«Дума» строится как последовательное поэтическое рассуждение, аргументированное лирическое доказательство печальной судьбы поколения (современники называли его: люди сороковых годов).

Главным стилистическим средством Лермонтова и здесь являются перифразы и обобщенные формулы, которые вступают в контрастные отношения, создавая в то же время однородный эмоциональный тон: грусти, горечи, печали, уныния, русской хандры.

Печально я гляжу на наше поколенье!

Его грядущее – иль пусто, иль темно,

Меж тем, под бременем познанья и сомненья,

В бездействии состарится оно.

В первом же четверостишии заявлена основная тема (судьба поколения) и обозначены ключевые мотивы: познаньеи сомненьепоколения ведут к бездействиюи готовят безотрадное грядущее.В первом стихе возникает лирическое Я, но оно сразу же заменяется обобщающим Мы.

Исходные мотивы развертываются и детализируются в основной части, состоящей из восьми четверостиший.

Бесконечное сомненье ведет нравственному параличу, размыванию границ между добром и злом (к добру и злу постыдно равнодушны), а с другой стороны – к малодушию, робости перед опасностью и пресмыкательству, рабству перед властью. Бесплодная наука оборачивается неверием. Страстные наслаждения оканчиваются пресыщением. Искусство, поэзия также воспринимаются с привычным равнодушием.

Иллюстративные сравнения (фактически – аллегории), которые включены в это размышление, имеют тот же эмоциональный тон: «Так тощий плод, до времени созрелый.», «Из каждой радости, бояся пресыщенья, / Мы лучший сок навеки извлекли».

Хранящегося в душе остатка чувства хватает лишь на беспощадное признание:

И ненавидим мы, и любим мы случайно,

Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,

И царствует в душе какой-то холод тайный,

Когда огонь кипит в крови.

Все это четверостишие строится на контрастах, насыщено не только привычными (ненавидим – любим, злоба – любовь, холод – огонь),но и ситуативными, лермонтовскими антонимами: царствует – кипит, душа – кровь.

Последняя часть, два заключительных четверостишия – итог, вывод, заключение безотрадной думы.

Толпой угрюмою и скоро позабытой,

Над миром мы пройдем без шума и следа,

Не бросивши векам ни мысли плодовитой,

Ни гением начатого труда.

И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,

Потомок оскорбит презрительным стихом,

Насмешкой горькою обманутого сына

Над промотавшимся отцом.

Лермонтовская оппозиция из «Смерти поэта» или более позднего стихотворения «Как часто, пестрою толпою окружен.» здесь исчезает. Лирический герой не противопоставляет себя современникам, а растворяется в той же самой угрюмой толпе.

Жизнь превращается в дурную бесконечность: жалоба детей на ошибки отцовпревращается в горькую насмешкуновых детей (внуков) над своими промотавшимися отцами(самое сильное и беспощадное определение Лермонтов ставит в конец стихотворения). Заметим, однако: судьей и гражданиномздесь снова оказывается поэтнового поколения, потомок с его презрительным стихом.

В «Думе» впервые так резко и остро обозначен конфликт отцов и детей,столь важный для последующей русской литературы.

В «Евгении Онегине» упоминается отец героя, однако лермонтовское обобщающее определение имеет чисто бытовой характер: промотался – разорился.«Служив отлично-благородно, / Долгами жил его отец, / Давал три бала ежегодно / И промотался наконец» (гл. 1, строфа III).