Брак у народов Центральной и Юго-Восточной Европы

Поезжане ночевали в доме невесты, а наутро, в воскресенье, отправлялись в обратный путь. Перед отъездом невесту усаживали во дворе родного дома, закрывали красным покрывалом. Девушка должна была плакать: показывать, как ей не хочется расставаться с родными.

Когда все было готово к отъезду, невесту подсаживали на лошадь (или в тележку), ее брат или другой близкий родственник брал лошадь под уздцы и караван трогался в путь. В доме, откуда увозили невесту, не принято было ни петь, ни стрелять. Родные провожали ее до половины дороги. В этом месте брат уступал свое место деверю или первому поезжанину, и партии расходились в противоположные стороны, оглашая воздух пальбой из ружей. С этого момента невеста переставала плакать — иначе она могла обидеть дом, в который направлялась. Она должна была хранить молчание, ни с кем не разговаривать.

В литературе много говорится об особой «скромности» невесты, но думается, что здесь дело в обычаях избегания ею своей новой родни, начиная с собственного мужа, которое будет длиться практически всю ее жизнь.

Переезд (переход) невесты в дом ее будущего мужа, а точнее, его отца, — важный момент свадебного ритуала. Вокруг него сложилось множество правил. Если в обрядах XIX–XX вв. сохранились намеки на похищение невесты во время свадебного шествия, то в фольклорных текстах об этом рассказывается подробно. В тесной связи с борьбой за невесту стоит сюжет брачного испытания жениха: он должен совершить какой-то подвиг. К этому же мотиву относится и соревнование между претендентами на невесту в стрельбе, беге, скачках. Однако здесь могло найти отражение и очень древнее представление о праве на невесту целой группы мужчин-родственников, идущее из самых глубин родового строя. Ту же догадку можно отнести к сказаниям о борьбе (буквально рукопашной схватке) за невесту по пути следования свадебного поезда, при которой таким новым претендентом, заместителем жениха, оказывался поезжанин или даже родной брат жениха. Вспомним, что в описываемое нами время главной фигурой в поезде невесты был младший неженатый брат жениха, он же распоряжался и на пиру, в то время как жених отсутствовал или оставался пассивным лицом.

Военный смысл свадебного поезда раскрывается в фольклорных текстах в описании джигитовки вокруг поезда невесты: конные поезжане затевали скачки, игры, молодецкие состязания, оглашая воздух песнями и громкими криками. ^{558}

Материалы XIX в. доносят до нас тот же военный смысл в подробных правилах прохода свадебного поезда. ^{559} Путники, независимо от звания, при встрече со свадебным поездом должны были уступать ему дорогу. Если встречались две процессии, то дорогу уступали местные люди пришедшим издалека (это соответствует правилам гостеприимства: больший почет оказывают тому из гостей, кто пришел из более дальних мест). Если же в пути на территории чужого села встречались две процессии, то обычай предписывал и тем и другим взаимно посторониться и разойтись мирно. Эти правила возникли потому, что часты были ссоры на дорогах между поезжанами двух свадебных процессий, заканчивавшиеся нередко убийствами.

Обычай требовал, чтобы из всех домов, мимо которых проходил свадебный поезд, выходили люди и выносили путникам вино. Несоблюдение этого обычая расценивалось как признак недоброжелательства.

А в это время в доме жениха готовились к встрече поезжан. Еще в субботу после их отъезда начинали резать скот для пира. Вдова не могла готовить свадебное угощение, помогать в подготовке празднества, одевать невесту и даже приближаться к ней. Даже если замужняя женщина когда-то стряпала на поминках, она не должна была принимать участие в подготовке свадебного пира (поэтому обычно старались, чтобы поминальный обед готовила вдова). ^{560}

Известны различные магические приемы, исполнявшиеся при встрече невесты у дома будущего мужа: обсыпание зерном, смазывание дверей медом, угощение молодых медом, обливание водой. Все эти действия продиктованы были старанием привлечь благополучие и достаток в дом молодых. Маленький мальчик, который так или иначе присутствовал при входе их в дом, символизировал их желание иметь первенца-сына.

Еще у околицы села процессию встречала веселая толпа гостей. Танцами и песнями они приветствовали прибывших. Музыка, пение, танцы продолжались в течение всего праздника.

Для невесты приготовлен был отдельный уголок в доме. Если не было изолированной комнаты, приспосабливали какой-нибудь чулан, отгораживали угол комнаты и т. п. Там она отдыхала, потом ее выводили в комнату, где пировали мужчины (женщины угощались в другом помещении), деверь подымал ее красную вуаль и показывал невесту всем присутствовавшим.

Жених на свадебном пиру не присутствовал. Одетый в обычное будничное платье, он обретался где-то на задворках или находился у соседей, друзей. Он и жену свою в первое время должен был посещать тайно (а окружающие делали вид, что не замечают его). Такую форму заключения брака можно назвать «свадьбой без молодых». ^{561}

После окончания свадебного пира мужчины и женщины сходились вместе, начинались игры, всевозможные шутки и забавы. В каждой местности приняты были свои развлечения, но самым значительным, исполненным магического смысла можно считать танец, которым завершалось празднество в Задриме. При свете пламени камина и больших смоляных лучин (другого освещения в те времена жилище горцев не знало) люди начинали быстрый танец, темп которого все время ускорялся. В руках у них были горящие лоскуты красной материи, они размахивали руками, и искры рассыпались по комнате над головами танцоров. (Снопы искр разбрасывают при исполнении и других ритуалов, призывая тем самым благополучие в дом.) ^{562}

Описанные здесь обряды воскресенья — центрального дня всего свадебного цикла — у североалбанских горцев представляют, очевидно, наиболее глубинные народные традиции. Не случайно с ними органично не сошлись церковные обряды католической и мусульманской общины: они остались как-то вне традиционной обрядности.

Для сравнения опишем свадебные ритуалы воскресного дня у православных албанцев на юге страны и у горожан-католиков, как они были зафиксированы в середине XIX в. ^{563}

В воскресенье в дом жениха собирались все приглашенные — родные и друзья, многие из них еще накануне доставляли для пира барана, а в воскресенье являлись с калачом, бутылкой вина и некоторой суммой денег. Брачный поезд трогался в путь (в зависимости от расстояния пешком или верхом). Возглавлял процессию священник, потом шли мужчины, а следом женщины, ведя лошадь для невесты. Мать невесты встречала жениха на пороге своего дома, и жених целовал ей руку. Она держала кувшин с водой, жених бросал в него деньги, а она кропила его водой, опуская в воду букетик цветов, потом дарила будущему зятю платок, повязывая его через правое плечо. В песнях, с которыми двигалась процессия, обращались к невесте, прося ее приготовиться; есть в них и сюжет похищения невесты. Все проходили в дом, и начинался пир. Рядом с женихом находился его помощник и в каком-то смысле заместитель — его называют vllau («влау» — брат). Это холостой молодой человек, брат, родственник или друг жениха, он тоже получал подарок от матери невесты, а за столом, когда мужчины пили за здоровье молодых, брат отвечал на приветствия, в то время как жених сидел молча. В это время женщины направлялись в комнату невесты, которая всем приходящим целовала руки.

Во время пира брат входил в комнату невесты: он должен был ее одеть, подпоясать поясом и обуть в туфли, куда он заранее клал зерно и золотые монеты в знак счастья и богатства. Невеста ему, как и всем, целовала руку, а он ее — в губы (опять намек на заместительство жениха!).