Рок. Искусство или болезнь?

Как видите, по смыслу особенной разницы с предшествующими шлягерами нет. Отличие только в напоре и грубой категоричности. Позже это станет неотъемлемым признаком вообще рока. Где-то в шестидесятых годах пассивное ожидание любви все чаще начинает сменяться тем, что исследователь музыки Дж. Керри назвал «активным ухаживанием». Наши советские социологи пользуются другим термином — «активное навязывание» себя партнеру. Прогрессировало, если так можно сказать, и понятие — «любовь сегодня». Оно дошло до своей крайности: полюбить и тут же забыть. От сочетания навязывания и «скорострельности» рождаются весьма своеобразные плоды. В свое время лидером на роковом небосклоне была песня вокалиста из «Роллинг Стоунз» Мика Джеггера «Давай проведем ночь вместе». С этого клича песня начиналась, а кончалась бодрым «утренним» позевыванием: кончилось все, дескать, ну и ладно. В шлягере «Вчерашние газеты» слова еще более убийственные: «Кому нужны вчерашние газеты? Кому нужна вчерашняя женщина?» Как, интересно, к такому сравнению отнеслись бы наши читательницы, услышав его наутро от своего возлюбленного? Впрочем, стоит ли принимать все это всерьез? Ведь, напомним, шлягер и шлягерная любовь не имеют никакого отношения к жизни и настоящей любви. Тот же Мик Джеггер, который, кстати, и сейчас остается «звездой» рока и проповедует все то же самое, в жизни идеальный семьянин. Женился, стал отцом двоих детей, не чает в них души, и недавно признался, что семья и дети — то есть истинные ценности — заставили его на все глядеть иначе и вести себя так, чтобы служить образцом для ребятишек. Что же, переметнулся в стан «отцов»? Да нет, просто есть жизнь, а есть ее музыкальный эрзац. И сравнивать их — пустое занятие.

Вот так обстоит с «сексуальной революцией». Если мы даже признаем ее, то надо признать и то, что это была микрореволюция, не покушавшаяся на революционное изменение взаимоотношений между мужчинами и женщинами, потому что, по сути дела, развивалась в русле музыкального шлягера: товара, пользующегося спросом в силу того, что он более или менее удачно имитирует любовные отношения, низводя их до примитивного, первобытного варианта. Шла нормальная для рынка борьба одного товара с другим, и побеждал тот, который лучше подавали.

«Я ДЕРУСЬ ПОТОМУ, ЧТО ДЕРУСЬ»

Так, помнится, говорил один из легендарных трех мушкетеров — бравый Портос. Не любил он утруждать себя размышлениями типа: отчего да почему. Вот таким же неразмышляющим Портосом зачастую пытаются представить и рок.

Утверждают, что это — музыка протеста. Но против чего протест? Обычно тут звучат весьма общие рассуждения. Против фальши буржуазного общества… Против консервативных устоев семьи… Против насилия над индивидуальностью… Когда говорят о Западе. Когда же берутся анализировать, почему вдруг рок стал популярен у нас в стране, то в последнее время чаще всего ссылаются на недавний застойный период. Против него, дескать, и протестуют молодые, избирая рок-музыку. А от протеста до революционности — всего один шаг. И теперь нередко встречаются в прессе утверждения, что наш советский рок действительно революционен, поскольку он против негативных явлений в нашем обществе и расцвел именно сейчас — в период революционной перестройки.

Все это звучит красиво, но, увы, неубедительно. Нужен анализ, а с ним пока бедно. Нет в нашей литературе ни одной монографии, где анализировалось бы, против чего протестовал и протестует рок, что он отрицает и за что ратует, чего добивался и чего достиг. Поэтому вновь нам придется пуститься в поиск, ориентируясь на разрозненные публикации.

Для начала зададимся вопросом: а нес ли вообще рок мотивы протеста?

1958 год. Элвис Пресли, супер-звезда рок-н-ролла, исполняет шлягер — монолог отца:

Эти в общем-то немудреные слова, подкрепленные резким ритмом, приводили в неистовство зрительные залы, заполнявшиеся почти сплошь подростками. Протест против отцовского приказания «молчать, не отвечать» выливался в динамичный рок-н-ролл — своего рода «протест ногами» этих самых дружков-хулиганов, с которыми естественно ассоциировала себя юная публика.

Читатель может, видимо, и сам уже проанализировать эту текстовку с точки зрения ее соответствия законам построения шлягера. Не правда ли, многое тут весьма узнаваемо? Видите, жизни, в данном случае семейной жизни, противопоставляется сфера досуга, а в ней на первом месте идет рок-н-ролл. Поняли: рок сам себя рекламирует, как и шлягеры прошлых времен. И все же есть тут новое. Конечно, еще не протест, а как бы его предвестие. Любовная тема отодвигается. По крайней мере, на словах ее нет, но не будем забывать, что само название «рок-н-ролл» в ту пору прямо ассоциировалось с сексом. Главное в этой песне — рождение понятия «мы». Песенный отец ставит своего сына в один ряд с дружками.

Вот мы с вами и подошли к первому признаку рока: он ориентирован на молодежь и прежде всего на молодежную группу. Это, к слову заметить, проявляется не только в тематике песен, но и в манере исполнения и даже в стиле одежды.

Второй признак: неприятие молодежью определенных общественных отношений. Нет, здесь не поднимается конфликт между капиталистом и рабочим. Эта тема для рока так и осталась в общем чужой, как и для прежних шлягеров. И все же, скажем, отношения в семье, между отцами и детьми, занимают в роке такое же важное место, как и секс.

Третий признак: многочисленные заимствования — откуда только можно — музыкально-стилистических традиций. Рок берет на вооружение стиль кантри и народные европейские песни. Он впитывает, как губка, традиции джаза. Но все замешивается на тяжелых и легких ритмах, на громкости, бьющей не то что по ушам, а прямо по нервам.

Разобравшись в предыдущей главе, хотя бы в первом приближении, с «сексуальной резолюцией», давайте попробуем присмотреться к протестующему року. И прежде всего — к року, выражающему конфликт поколений. В том, что такой конфликт — не придумка, особенно убеждать не приходится. Шестидесятые годы в Америке прошли под знаком молодежных выступлений против расовой дискриминации, социальной несправедливости, войны во Вьетнаме, против, наконец, консервативной системы образования. Конфликт, как видим, общественный. Однако и официальной пропагандой, и рок-искусством он подавался как конфликт младшего поколения со старшим. Социологи даже разработали специальную теорию конфликта поколений. Что это за штука?

В двух словах, пожалуй, и не объяснишь, поскольку сама теория так и не сформировалась во что-то ясное. Один из ведущих авторов теории Л. Фойер написал объемистую книгу, которую и назвал «Конфликт поколений». Автор говорит о том, что во все времена и у всех народов дети испытывали к отцам страх, зависть и ненависть. Весь этот арсенал хранится в душе, пополняясь и пополняясь, пока не происходит взрыв.

В подтверждение теории в американской литературе даются материалы многочисленных опросов разных групп населения. Вот, скажем, женский молодежный журнал «Севентин» по результатам одного из опросов приводил такие данные: 84 процента американских девушек и юношей не находят общего языка с родителями. Ну, чем это не подтверждение «глобальности» конфликта? Отчего, спросите, так случилось? Социологи отвечали: виной всему дефекты в структуре семейного воспитания. Родители, особенно отцы, мало внимания уделяют воспитанию детей. В общем, здесь есть здравый смысл. Но разве только в том дело? По теории конфликта поколений, только в этом. Упал авторитет родителей, а вслед за ним пошатнулись вообще все общепринятые авторитеты. И вот вам результат: вышла молодежь из повиновения.