Брак у народов Центральной и Юго-Восточной Европы

Кроме мужчин дома, ставили в известность о намерении данной семьи также и родственников: близких, которые принимали деятельное участие в подготовке свадьбы и с мнением которых считались, и более далеких, которых лишь информировали о переговорах. В селах высокогорья, где все жители считали себя родственниками, приходилось считаться с мнением практически «всего села», а там, где в селе жили несколько родственных групп, ограничивались совещанием внутри своей группы.

В селах Средней Албании, где принцип расселения родственными группами в изучаемое время уже изжил себя, надлежало поставить в известность и соседей: это было не только данью вежливости, но и практическим делом: квартал (мэхала) заместил родственную группу в вопросах взаимозащиты и взаимопомощи и ему не была безразлична репутация семьи, с которой посредством брака завязывались новые связи.

Представители социальной верхушки считали своей обязанностью посоветоваться со старейшинами и прочими вершителями общественного мнения, с людьми своего ранга. Простой трудящийся люд деревни и города зависел от этих лиц и в решении своих семейных дел не мог не считаться с их мнением.

Итак, сами молодые люди и их матери или совсем отстранялись от выбора брачного партнера, или имели в этом вопросе ограниченные возможности. При всех вариантах решение находилось в руках мужчин. Круг этих мужчин бывал различен.

Глава простой семьи вынужден был советоваться со своими братьями, живущими отдельно, и со своими подросшими сыновьями. Глава сложной семьи беседовал со своими взрослыми сыновьями, племянниками (из которых один был отцом вступающего в брак юноши), выслушивал их мнение и выносил свое решение. То же делал и глава братской семьи, выслушивая суждение своих братьев, в том числе и отца будущего жениха, оставляя за собой последнее слово (надо заметить, что порою власть главы дома была не столь деспотичной, особенно в братской семье, и решение «мужчин дома» выносилось на паритетных началах). В обществе, построенном на патриархальных началах (а в XIX в. принципы патриархального устройства были сильны во всех социальных группах среди албанцев), мужчина — глава семьи был ответствен не только за материальное благополучие домочадцев, но и за их репутацию, его персона становилась как бы символом, олицетворением всего домашнего коллектива, который воспринимался как одно целое.

По всей Албании принято было запрашивать мнение брата матери — daja («дайя»). При дуальной системе брачных связей он был представителем группы, с которой шли переговоры о заключении брака. В некоторых местах он играл важную роль в свадебной церемонии, а в окрестностях Кавайи (Средняя Албания) ему принадлежало решающее слово при сватовстве девушки. Вообще роль дайи в замужестве племянницы значительно заметнее, чем в женитьбе племянника. ^{529} Иногда брат матери и отца — xhaxha («джаджа») — имели равные права.

Практически по всей Албании положение молодых людей было одинаковым. Они были отстранены от выборов собственного брачного партнера. Локальные различия были незначительны и непринципиальны. Например, на севере, в горной зоне, а также в районах Круи, Тираны, Черменика, Шпата, Ляберии и др. у юношей и девушек не только не спрашивали мнения об их суженых, но даже не сообщали их имена. В Корче им давали понять о выборе, сделанном родителями, иносказательно. В области Мат глава дома просил мать юноши сообщить ему эту новость и узнать его мнение. В начале и середине XX в. кое-где (Поградец, Люшня и др.) и девушке сообщали о ее судьбе заранее. Конкретное содержание таких доверительных разговоров зависело от отношений в семье и местных традиций в общественном мнении. Дети, особенно дочери, были воспитаны в полном подчинении авторитету старших. Им внушали с детства, что их участь — выйти замуж за кого велят, быть матерью и хозяйкой, служить безропотно своему мужу. Других жизненных задач перед ними не возникало.

Вся сложная система, о которой шла речь выше, потому и возникла и могла существовать длительное время, что весь строй жизни основывался на коллективистских началах. Юридические нормы буржуазной морали, основанной на признании личности, не проникали в эту провинцию отсталой феодальной Османской империи, одинаково отдаленную и от европейских, и от азиатских политических и культурных центров. Положение начало меняться в 1920—1930-х годах, а до того времени господствовали сословные представления феодального строя и пережиточные понятия патриархального общества. Но это не значит, конечно, что албанская молодежь в прошлые столетия не ведала свободных чувств и не стремилась к желанному браку по своему выбору. Наедине со своими чувствами человек, будь то мужчина или женщина, девушка или юноша, не мог не сознавать свою индивидуальность; в тайниках души жил протест против насилия коллективистских порядков и горечь от сознания своего бессилия. Такими драматическими коллизиями насыщен албанский фольклор минувших столетий; им посвящены многие страницы произведений албанских писателей эпохи национального Возрождения (последняя треть XIX — начало XX в.) и буржуазного развития страны (1920—1930-е годы).

Сельская молодежь имела больше возможностей узнавать друг друга в часы труда и отдыха, чем городская. Сельские девушки из мусульманских семей никогда не закрывали лицо, иначе как бы они могли работать — ухаживать за скотом, доставлять в поле пищу пахарям, помогать им, носить воду и дрова? Поводов для встреч молодежи находилось сколько угодно. Городские девочки вели затворнический образ жизни, особенно строго соблюдавшийся в мусульманских семьях. ^{530} Даже в христианских семьях не принято было, чтобы женщины совершали покупки в лавках, появлялись в мастерских и лавках своих мужей и отцов. В случае надобности они должны были рано утром доставить в лавку товар, приготовленную дома снедь для кофеен и харчевен. И торговали, и покупали, посещали кафе и обслуживали клиентов только мужчины. Выходя из дома, не только мусульманки, но и христианки закутывались с головы до ног в большие покрывала — этого требовала предосторожность от произвола турецких пашей. ^{531}

Городские девушки вели знакомство с теми сверстниками, которых знали с детства: с соседскими ребятами, детьми из дружеских семейств, со своими кузенами. В них и влюблялись. А о суженом засватанная девушка могла составить представление лишь по внешнему облику, поглядев на него исподтишка в щелку приоткрытой двери.

Для образованных юношей из городских слоев в их представлении о женском идеале больше всего значила привлекательная внешность: свою роль сыграла персидская поэзия, на которой были воспитаны поколения феодальной верхушки, создавшая стереотип черноокой луноликой красавицы. И вот однажды влюбленные узнавали, что каждый из них уже обручен (еще не ведая, с кем), и романтические мечты разлетались в прах. Конечно, в коране в качестве одного из условий вступления в брак указывается согласие сторон, однако на практике во всех мусульманских странах это условие было юридической фикцией: брачные договоры заключались между родителями, отсутствующих при обряде будущих супругов заменяли их представители — вали. Такой же фикцией был и вопрос священника, который совершал обряд церковного венчания, спрашивал новобрачных об их согласии вступить в брак.

Из вышесказанного отнюдь не значит, что не было среди албанцев счастливых браков, хороших семей. Конечно, они были, особенно в среде трудового народа, не обремененного предрассудками в такой мере, как социальная элита. Но ведь все счастливые семьи похожи друг на друга, а в народной памяти, фольклоре и построенной на их основе художественной литературе отложились запоминающиеся случаи протеста против насилия над личностью.

Главная альтернатива насильственному браку — умыкание — grabitje е nusës (грабитье-э-нусэс). Конечно, эта форма была более доступна горцам — общинникам, которые могли захваченную жену поставить под защиту своей родовой группы. Жителям долин, феодально-зависимым арендаторам вряд ли бы удалось совершить похищение. Среди северных горцев брак уводом (умыкание) практиковался еще на рубеже XIX–XX вв. Причем, как правило, он совершался с согласия «похищаемой». Побуждали к этому разные причины, прежде всего экономические (стремление избежать больших свадебных расходов), сложные правила выбора брачного партнера, которые старались обойти, попытки избавиться от насильственного брака. Зачастую албанских девушек похищали черногорцы, браки с которыми вообще не были редкостью. ^{532}