Магия, наука и религия

Эти теоретические рассуждения о социологии верований можно суммировать в следующей таблице, где различные группы верований классифицируются таким способом, который, на мой взгляд, отражает их естественные связи и разграничения, по крайней мере настолько, насколько этого требует материал, собранный в Киривине:

1. Общественные идеи, или догмы: верования, воплощенные в социальных институтах, обычаях, магико-религиозных формулах, обрядах и мифах. Они сущностно связаны с эмоциональными реакциями, проявляющимися в поведении и характеризуются этими реакциями.

2. Теология, или интерпретация догм:

(a) ортодоксальные объяснения, исходящие от специалистов;

(b) широко распространенные, общие установки, формулируемые большинством членов общины;

(c) индивидуальные спекуляции или гипотезы.

Для каждой из этих категорий в настоящей работе можно с легкостью подобрать примеры, в которых хотя бы приблизительно представлены качественные социологические характеристики и степень социальной глубины, т. е. «социальное измерение» каждого аспекта верования. Необходимо помнить, что эта теоретическая схема, лишь смутно представляемая мною вначале, использована здесь еще не в полной мере, поскольку выработка такой методики в полевых условиях происходит постепенно, по мере накопления опыта. Поэтому применительно к собранному в Киривине материалу она скорее служит заключением ex post facto [140*], нежели основой метода, принятого в исходной точке работы и систематически использовавшегося в ее процессе.

Примеры догм, или общественных идей можно найти во всех верованиях, которые были описаны как воплощенные в обычае миламала, в магических обрядах и формулах, а также в соответствующих мифах, и в мифологическом предании, связанном с жизнью после смерти. Эмоциональный аспект был проанализирован, насколько мне позволяли мои познания, при описании поведения туземцев во время обрядов миламала, а также при описании их поведенческих установок по отношению к балома, коси и мулукуауси.

Что касается теологических взглядов, было представлено несколько ортодоксальных интерпретаций магических обрядов, полученных от специалистов. В качестве широко распространенных — популярных — представлений (кроме тех, что одновременно являются и догмами), я могу отметить местный спиритизм: здесь все, даже дети, верят (и рассказывают массу соответствующих историй), что некоторые люди бывают на Туме, в стране мертвых, и приносят оттуда песни и новости живым. Однако эти поверья и связанные с ними истории ни в коей мере не являются догмой, ведь они даже вполне открыты для скептицизма некоторых особенно умудренных опытом и критически мыслящих информаторов, к тому же они не сопряжены ни с каким основанным на обычае институтом.

Самым лучшим примером сугубо индивидуальной «теологии» могут служить размышления и рассуждения туземных интеллектуалов о естестве и сущности балома.

Я хочу напомнить читателю, что локальные различия в верованиях, т. е. вариации верований от района к району, совсем не рассматривались в этом теоретическом разделе. Такие различия относятся скорее к сфере антропогеографии, нежели к сфере социологии. Кроме того, они лишь в очень незначительной степени отражены в данных, представленных в настоящей работе, так как практически весь мой материал был собран в пределах небольшого района, где локальные вариации едва ли вообще существенны. С локальными вариациями можно связать лишь некоторые расхождения в верованиях о реинкарнации (см. выше, разд. VI).

Если локальные различия в содержании верований в основном нерелевантны нашей теме, то совсем иначе дело обстоит с локальными магико-мифологическими специализациями, упоминавшимися выше, (мифы о происхождении грома в Иалаке, магия охоты на акул в Куаибуоле и т. д.), потому что это фактор, сопряженный со структурными, организационными основами общества, а не просто пример общего антропологического феномена, состоящего в том, что все меняется по мере нашего продвижения по поверхности земли.

Ясно, что все эти теоретические соображения — результат опыта длительной работы в полевых условиях, и привести их здесь, в связи с уже изложенными данными, представлялось мне вполне целесообразным, потому что они тоже принадлежат к сфере этнологических фактов, только это факты гораздо более общего характера. Однако именно благодаря такому высокому уровню генерализации они более важны, чем детали обычаев и веровании. Только два условия, в равной мере обеспеченные исследователем, — выведение общих закономерностей и подробное документирование — делают информацию действительно полной, отражающей предмет нашего интереса.

Ил. 5. «Корвар», изображение предка (бухта Гилвинк, Новая Гвинея). Голова подобных изображений иногда бывает изготовлена из дерева, иногда же (как в этом случае) использовался подлинный череп. Ажурный экран перед изображением украшен орнаментом с символическим изображением змей.

Ил. 6. П. Гоген. Варварские сказания. 1902. Эссен, музей Фольванг.

Матрилинейный комплекс и миф [141*]

Теперь обратимся к обсуждению фольклора в связи с типичными эмоциональными характеристиками матрилинейной семьи [142*]. Тем самым мы вступаем в область весьма разработанных проблем, лежащих на грани психоанализа и антропологии. Давно уже признано, что и серьезные предания о временах предков, и истории, рассказываемые ради забавы, так или иначе отражают желания людей, среди которых они имеют хождение. Более того, школа Фрейда придерживается мнения, что фольклор особенно тесно связан с подавляемыми желаниями, которые некоторым образом находят выход в сказках и легендах; то же самое относится к пословицам, типичным шуткам и фразеологизмам, а также к стереотипным ругательствам и оскорблениям.

Начнем с последних. Связь ругательств и оскорблений с бессознательным не следует интерпретировать в том смысле, что они непосредственно отвечают подавляемым стремлениям оскорбляемого или даже оскорбителя. Например, широко распространенное у восточных народов и многих дикарей выражение «съешь дерьмо» и его слегка модифицированная форма у народов, говорящих на романских языках, непосредственно не выражает желаний ни первого, ни второго. Косвенно оно призвано только унизить и оскорбить человека, которому адресовано. Всякое ругательство (или формула оскорбления) содержит определенные допущения, окрашенные сильным эмоциональным потенциалом. Некоторые из них эксплуатируют чувства отвращения и стыда; в других описываются или подразумеваются определенные действия, которые считаются непристойными в данном обществе, и именно это оскорбляет чувства слушателя. Сюда относятся и богохульства, достигшие в европейской культуре зенита изощренности в бесчисленных вариациях «Me cago en Dios!» [143*], которые можно услышать повсюду, где звучит звонкий испанский язык. Сюда также относятся различные оскорбления с упоминанием социального положения, презираемых или унизительных занятий, преступных привычек и т. п. Все они весьма интересны с социологической точки зрения, так как указывают на то, что считается пределом деградации в данном обществе.

В Европе инцестуальное ругательство, — когда адресату предлагают вступить в кровосмесительную половую связь (обычно с матерью), отличительный атрибут славянских народов, среди которых первенство, несомненно, принадлежит русским. Это многочисленные вариации выражения «Е… твою мать» («Вступи в половое сношение со своей матерью») [144*]. Этот тип ругательств, в связи с его сюжетом и той важной ролью, что он играет на островах Тробриан, более всего интересует нас. Здесь у туземцев имеются три инцестуальных выражения: «Квой инам» — «Совокупляйся с твоей матерью»; «Квой лумута» — «Совокупляйся с твоей сестрой»; «Квой ум квава» — «Совокупляйся с твоей женой». Комбинация этих трех высказываний любопытна уже сама по себе, ведь мы видим, что в них самые законные и самые запретные типы половых отношений упоминаются бок о бок, с одной и той же целью — оскорбления или унижения. Еще более примечательной является их градация по степени оскорбительности. Ибо в то время как приглашение к инцесту с матерью — это довольно мягкое оскорбление, скорее поддразнивание или подшучивание, вроде нашего «Пошел куда подальше!» [145*], то предположение об инцесте с сестрой — уже серьезная обида, и используется это ругательство лишь в приступе настоящего гнева. Но самым худшим оскорблением является предложение вступить в половую связь с женой. Я знаю лишь два случая, когда его употребили всерьез, и в одном из этих случаев оно послужило, наряду с другими мотивами, причиной братоубийства. Это выражение считается настолько скверным, что я узнал о его существовании только после длительного пребывания на Тробрианах. Ни один туземец не произнесет его иначе как шепотом и не станет шутить с таким чудовищным оскорблением.