Над зеленой долиной
Дрожит ручеек на весу.
Дует ласковый ветер
В кудрявом Веденском лесу,
И на этом ветру
Шелестит, словно зыбкий ковыль,
Еле слышная песня,
Седая абрекская быль.
О, рассказ о героях,
Что в те отгоревшие дни
Умирали в лесах
За свободу родимой Чечни!
Мнится, жизнь их была
Даже этой листве дорога,
Их природа сама
Укрывала от взора врага.
И лепечет ручей,
Вьется ветер в зеленой тени.
Зелимхану слагают
Хвалебную песню они:
— Зелимхан Харачойский!
Привет тебе, славный джигит!
Пусть народная память
Вовеки твой сон сторожит!
О свободе народной
Звенел твой бесстрашный кинжал
Бедноту, Зелимхан,
Ты своею семьей называл.
Ты детей и жену
Предоставил заботам судьбы,
Бросил дом
И пришел
В этот лес для великой борьбы.
Здесь играли метели,
Взвивая серебряный прах,
По ночам завывали
Голодные звери в горах.
За народное дело
Ты бился, народный герой,
Этот путь для тебя
Был родней,
Чем семья и покой.
Став абреком,
Себя
Ты великим лишеньям обрек,
По суровым горам
Ты оленем блуждал, одинок,
Ты свой слух напрягал:
Не таится ли враг за спиной?
По-орлиному взор твой
Сверлил этот сумрак лесной.
Ты не спал по ночам:
Не таится ли недруг в тени?
Но тебя охраняла
Природа родимой Чечни.
Если голод томил,
Ты был рад, ежевику найдя,
Если мучила жажда,
Ты рад был и капле дождя.
Было небо само
Одеялом твоим голубым,
А родная земля —
Незастеленным ложем твоим.
Ты подругу имел —
Закаленную шашку свою,
Ты имел побратима —
Кинжал, выручавший в бою.
Ты бродил, одинок,
По хребту истощенной страны
И выслушивал
Жалобы
Сонной лесной тишины.
А когда, утомлен
Тяжким грузом неслыханных дел,
Ты к жилищам людей,
Словно раненый сокол, слетел,
Вкруг тебя зашумело,
Страшась твоих глаз,
Воронье —
И свершило к полуночи
Черное дело свое.
Царь был счастлив:
Ты умер!
Но слава твоя не умрет —
Не забудет тебя
Твой свободный чеченский народ!
Как ночь темна! Как ночь грозна!
Какая буря завывает!
Метели серая стена
Пути-дороги закрывает.
Мой вороной едва бредет,
Укрыт густой попоной снега.
Над нами — снег, под нами — лед
И полстолетья до ночлега.
Не греет бурка, конь продрог.
Буран ревет, леса шатая.
И неотступно — близок срок! —
Идет по следу волчья стая.
Мы заблудились. Мы в плену.
Хотя б спасительная стежка!..
И вдруг
Мелькнул сквозь пелену
Огонь далекого окошка!
Кричу: «Эй, люди! Кто тут есть?»
От заметенного забора:
Уж он-то сразу отличит
Друзей от недруга и вора!
Кудлатый пес навстречу мчит
Но кто бы ни был, он поможет:
Для горца гость — извечно честь,
И чем нежданней, тем дороже.
И вот уже на храп коня
Хозяин выскочил наружу:
«Ай, нынче праздник у меня!
К нам гость — в такую темь и стужу!
Да будет мирным твой приход!
Гляжу, намаялся в дороге?
Входи, живи хоть целый год,
И позабудь свои тревоги».
И впрямь: хозяйка очага
Мне, точно родственнику, рада.
А у меня в глазах — пурга,
Летучий промельк снегопада.
Накормлен конь. Вздыхает печь.
Хозяйка радостно хлопочет.
В углу постель — пойти и лечь,
Забыть бездомность этой ночи.
Мне не согреться до утра.
Но я дошел, добрался, выжил…
«К нам гость!» — ликует детвора
И подбирается поближе.
Когда над слабым властвовала сила,
Я пули слов закладывал в строку —
И правота насилие косила.
Хвала и честь умелому стрелку!
Но как я каюсь, как я горько каюсь,
Что лишь однажды правды не сказал!
При мне обидчик слабого терзал —
Я не вступился, занятый собою,
Я был совсем не подготовлен к бою.
Я мог и не решился — не сказал!
Я щедрым был: коль жить, так нараспашку!
Не жаль — бери оружие, коня!
Бери — сниму последнюю рубашку.
И по аулам славили меня.
Но как я каюсь, как я горько каюсь,
Что лишь однажды не помог тому,
Кто шел с надеждой к дому моему!
Он был в нужде, он мне всецело верил —
И оказался у закрытой двери.
Ведь я же мог — и не помог ему.
Чужой бедой душа моя болела,
И я вставал до солнца, чтоб помочь.
На свете нет ответственнее дела
Вставать с зарей и гнать невзгоду прочь.
Но как я каюсь, как я горько каюсь,
Что я однажды солнцу изменил:
Не встал, проспал, безволье извинил!
А счастье где-то рядом прошумело,
Хотело подойти, да не посмело.
Я сам себе однажды изменил.
Я был влюблен и принимал как милость
Моей любимой жест, улыбку, взгляд.
Уйдет — как будто солнце закатилось
И не вернется, ясное, назад…
Но как я каюсь, как я горько каюсь,
Что был однажды резок и суров!
Я не сказал любимой нужных слов,
Таких простых… И вот брожу по свету.
Слова со мной, а милой рядом нету.
Я промолчал, и нынче пуст мой кров.
И вот я каюсь, безутешно каюсь.
Однажды правду высказать не смог.
Однажды душу запер на замок.
Однажды солнце радостью не встретил.
Однажды милой лаской не ответил.
Простите, люди!
Я же это мог!