Первобытное мышление

Если в течение веков или тысячелетий Австралия прожила замкнутой на самое себя [68] и если в этом закрытом мире бушевали умозрительные построения и дискуссии, наконец, если здесь решающим было влияние образа действий, то понятно, что тем самым создавался некий общий социологический и философский стиль, не исключая при этом вариаций (методически изучаемых), из которых и наименьшие отмечались и комментировались с благожелательной или враждебной интенцией.

Каждая группа, бесспорно, руководствовалась побуждениями менее противоречивыми, чем то кажется: делать так, как другие, и не так, как другие, иначе говоря, постоянно вдаваясь в тонкости таких вопросов, лишь общие очертания которых были запечатлены традицией и обычаем.

Итак, в области социальной организации и религиозного мышления австралийские общности действовали подобно европейскому крестьянству конца XVIII — начала XIX в. — в отношении к костюму. То, что каждая общность должна была иметь свой костюм и что соответственно для женщин и мужчин он в значительной мере состоял из одних и тех же элементов, не принималось во внимание: старались лишь отличаться от соседней деревни, превзойти ее богатством и изобретательностью в деталях. Все женщины носили головной убор, но в каждом регионе головные уборы отличались. Впрочем, в терминах эндогамии, язык головных уборов служил у нас тому, чтобы сформулировать брачные правила ("замуж выходят в чепце"). Подобное свойственно и австралийцам, только у них все это осуществляется в терминах экзогамии и на языке секций или тотемов. У австралийских дикарей, так же как в наших крестьянских общностях, двоякое воздействие — исходящее от всеобщего конформизма (результат закрытости универсума) и от местнического партикуляризма — создает тенденцию обращения с культурой по музыкальной формуле "тема с вариациями".

Итак, понятно, что в таких исторических и географических условиях, кратко нами описанных, австралийские культуры — возможно, более полно и систематически, чем в других регионах мира, — оказываются в отношении трансформации друг к другу. Но, исходя из этого внешнего отношения, не следует пренебрегать таким же, но внутренним отношением, существующим в гораздо более общем виде между разными уровнями в одной культуре. Как мы уже предположили, представления и верования «тотемического» типа заслуживают особого внимания, поскольку они образуют — для тех обществ, которые их выработали либо восприняли, — коды, позволяющие, в виде концептуальных систем, обеспечить обратимость сообщений, относящихся к любому уровню, пусть даже они настолько удалены друг от друга, что восходят либо исключительно к культуре, либо к обществу — иначе говоря, к отношениям людей между собой либо к проявлениям технического и экономического порядка (которые, как можно полагать, скорее очерчивают отношения человека с природой). Такое опосредствование между природой и культурой, как одна из отличительных функций тотемического оператора, позволяет понять, что же истинного имеется (хотя носит при этом частичный и искаженный характер) в интерпретациях Дюркгейма и Малиновского, каждый из которых попытался поместить тотемизм в одну из этих двух сфер, тогда как он есть главным образом средство (либо надежда) превзойти их оппозицию.

Это хорошо освещено Ллойдом Уорнером в связи с мурнгин Арнем- ленда. Эти северные австралийцы объясняют происхождение живых существ и вещей в мифе, обосновывающем также важную часть их ритуала. В начале времен две сестры Вавилак отправились пешком к морю, попутно давая названия местам, животным и растениям. Одна из них была беременна, а другая несла своего ребенка. Перед тем как уйти, они имели инцестозные отношения с мужчинами своей фратрии.

После того как у младшей сестры родился ребенок, они продолжили путь. Как-то они остановились у водоема, где жил огромный змей Йурлунггур — тотем фратрии дуа, к которой принадлежали сестры. Но старшая сестра загрязнила воду менструальной кровью, тогда возмущенный питон вызвал проливной дождь, от чего последовало всеобщее наводнение. Затем он проглотил женщин и их детей. Пока змей пребывал восставшим, воды покрывали землю и растительность. Они исчезли, когда он опять улегся спать.

Как объясняет Уорнер, мурнгин осознанно ассоциируют змея с сезоном дождей, ежегодно вызывающих наводнения. В этом регионе мира сезонные изменения происходят с такой регулярностью, что можно, как подчеркивает географ, предсказывать это за день. В период от двух до трех месяцев осадки часто доходят до 150 сантиметров. Они увеличиваются от 5 сантиметров в октябре до 25 сантиметров в декабре и 40 сантиметров в январе. Сухой сезон наступает столь же быстро. Диаграмма осадков в порту Дарвин, установленная за 46 лет, могла бы быть образом и самого змея Иурлунггура, возвышающегося над своей скважиной, головой касаясь неба и заливая землю водой (рис. 5).

Рис. 5. Среднее количество дождевых осадков в порту Дарвин за 46 лет (Warner, Chart XI, p. 380)

Деление года на два контрастирующих сезона, один из которых длится семь месяцев и характеризуется чрезвычайной засушливостью, а другой — пять месяцев и сопровождается бурными осадками и огромными приливами, затопляющими плоское побережье на несколько десятков километров, накладывает отпечаток на жизнедеятельность и мышление туземцев. Сезон дождей понуждает мурнгин рассредоточиваться. Они укрываются малыми группами на незатопляемых участках, где их существование ненадежно, им угрожает голод и наводнение. Но когда вода сходит, за несколько часов поднимается обильная растительность и появляются животные: вновь начинается коллективная жизнь, воцаряется изобилие. И это не было бы возможным, если бы воды не вышли из берегов и не оплодотворили равнину.

Так же как сезоны и ветры поделены между фратриями (сезон дождей, западный и северо-западный ветры — дуа; сухой сезон и юго-восточные ветры — йиритья), так и протагонисты великой мифологической драмы соответственно ассоциируются: змей — с сезоном дождей, сестры Вавилак — с сухим сезоном; змей представляет мужской элемент, инициированный, а сестры — женский элемент, неинициированный. Для продолжения жизни необходимо, чтобы оба элемента были в содействии. Как разъясняется в мифе, если бы сестры Вавилак не совершили инцеста, не осквернили водоем Иурлунггура, то на земле не было бы ни жизни, ни смерти, ни соития и ни воспроизведения; отсутствовал бы и сезонный ритм.

Мифологическая система и порождаемые ею представления служат для установления отношений гомологии между природными и социальными условиями или, точнее, для определения закона эквивалентности между значимыми контрастами, расположенными на многих планах: географическом, метеорологическом, зоологическом, ботаническом, техническом, экономическом, социальном, ритуальном, религиозном и философском. Картина эквивалентностей выглядит в целом следующим образом:

Бросается в глаза, что таблица, дающая формулу логического канона туземцев, заключает в себе противоречие. Действительно, мужчины являются высшими относительно женщин, инициированные — относительно неинициированных, сакральное — относительно профанического. Однако все термины высшего расположены как гомологи к сезону дождей — он же сезон голода, изолированного состояния и страха, тогда как термины низшего — суть гомологи сухого сезона, во время которого царит изобилие и проводятся сакральные обряды: "Мужской возрастной класс инициированных — это «змей» и очистительный элемент, а группа женщин социологически образует нечистую группу. Проглатывая нечистую группу, мужская группа — змей «проглатывает» неофитов [и таким образом заставляет их войти] в ритуально чистый мужской возрастной класс, и в то же время проведение всего ритуала очищает группу или племя как целое".