Торквемада и испанская инквизиция

Несмотря на то, что титул «инквизитор» был впервые введен Кодексом Феодосия, и, несмотря на то, что преследования, направленные против еретиков и прочих, затевались еще во времена, предшествовавшие Феодосию, именно Иннокентия III следует считать основателем Священной инквизиции как одной из составляющих частей церкви. Дело в том, что при его правлении сфера преследования еретиков, которая до сей поры целиком принадлежала светской власти, перешла в руки духовенства. Он направил двух монахов-цистерцианцев ²⁴ инквизиторами в Испанию и Францию, поручив им возглавить движение за искоренение еретиков, и предписал всем королям, дворянам и прелатам оказывать всяческую поддержку этим эмиссарам и содействовать в порученном им деле.

Свое же внимание папа Иннокентий посвятил патаренам – секте, которая восстала против навязанного духовенству целибата, – добившимся заметного успеха в Италии; он потребовал помощи от светских правителей – под страхом заключения в тюрьму и изгнания, конфискации владений и угрозы сровнять их дома с землей.

В 1209 году он созвал собор в Авиньоне, на котором сумел настоять на предписании: каждому епископу набрать тех подвластных графов, кастелянов ²⁵ и рыцарей, которых сочтет подходящими, и заставить их взяться за истребление отлученных еретиков.

А чтобы епископу было легче очистить свою епархию от еретической нечисти, ему было разрешено в каждом приходе выбирать в личное распоряжение одного священнослужителя и двух-трех или более мирян с хорошей репутацией, а губернаторам городов и крупным землевладельцам, в соответствии с каноническими и светскими уложениями, во всех без исключения случаях позволялось конфисковывать собственность изгнанных еретиков. Если же упомянутые губернаторы и прочие будут небрежны или нерадивы при выполнении этого богоугодного дела, их следует отлучить от церкви, а на их территории наложить интердикт ²⁶ церкви.

В 1215 году в Латеранском дворце папа Иннокентий провел крупнейший собор средневековья (IV Латеранский собор), на котором расширил права духовенства в деле преследований. Он издал для всех власть предержащих указ о том, что «если они желают, чтобы их считали верными христианами, то они должны публично принести клятву, что будут усердно трудиться ради истребления в своих владениях всех тех, кого Церковь объявила еретиками».

Этот указ был подкреплен буллой, грозившей отлучением и конфискацией владений любому правителю, который не сможет искоренить еретиков в своих землях – росчерком пера папа утвердил свою власть в такой степени, что отказал в свободе совести народам и даже королям!

Кроме того, каждого еретика, противостоящего священной католической и ортодоксальной вере,- как решили собравшиеся в храме Святого Иоанна отцы – следовало отлучить от церкви, после чего выполнить следующие постановления:

Отлучение, ожидавшее непокорных, не было пустой угрозой, несмотря на то, что имело отношение лишь к духовной сущности человека. Папская анафема влекла за собой те же последствия для провинившегося, что и проклятие жреца в древности.

Подвергнутые такому наказанию не могли быть принятыми на службу, не могли требовать каких-либо элементарных гражданских прав, включая право на существование. При болезни или несчастье к ним не следовало проявлять милосердия под страхом навлечь на себя такое же проклятие, а после смерти их останки запрещалось предавать земле по христианским обычаям.

Вследствие подобных постановлений и указов инквизиция, можно сказать, вступила во вторую стадию своей эволюции и приобрела строго церковный характер – иными словами, утвердилась как каноническая организация.

Именно папа Иннокентий III дал в руки церкви грозное оружие преследования и подал пример фанатизма и религиозной нетерпимости, которые стали беспощадным руководящим принципом Рима в последующих столетиях.

Глава III. ОРДЕН СВЯТОГО ДОМИНИКА

«Если вы вознамерились постичь совершенства, пойдите и продайте, что имеете, и раздайте бедным, и получите вы сокровища на Небесах; и придите и следуйте за Мной».

Несоответствие между этой заповедью Спасителя и положением в миру, которое занял Его наместник на земле, становилось все более разительным и достигло высшей точки с началом эры Ренессанса.

Римские плебеи середины первого века, собиравшиеся для обсуждения и взаимного обучения тому, как воплотить в жизнь новую доктрину любви и смирения, изустно принесенную с Востока, с ее неизвращенной простотой, еще не обремененную теологическими нагромождениями, не скованную догмами, были поистине бесконечно далеки от высокомерных, грубых римских христиан времен папы Иннокентия III.

Наследника апостола Петра – бедного рыбака из Галилеи! – возвели на папский трон с пышностью, превосходящей коронацию любого земного властелина. В миру он был обладателем значительных территорий, а в духовной сфере возглавлял империю, охватившую весь христианский мир, и усиливал свою верховную власть, извергая молнии анафемы, которую сам же изобрел. Его двор блистал облаченными в алые одежды бесшумными прелатами, патрициями в шитых золотом и серебром костюмах, полководцами в парадных мундирах, расфуфыренными щеголями и величественными сенаторами. Сам же Иннокентий на коронации был облачен в торжественные одеяния, вязанные из прекраснейшего руна, и был увенчан тройной диадемой из белых павлиньих перьев, охваченных пылающими спиралями золотых нитей, унизанных драгоценными камнями. На коронации короли прислуживали ему за столом, преклоняя колени: а принцы крови и патриции оказались в роли простых лакеев.

Со ступеней Латеранского дворца в день своего вступления на трон он швырял пригоршни монет в толпу римлян, восклицая: «Золото и серебро не для меня. Я отдаю тебе все, что имею!»

Но папская казна не пострадала от подобной «щедрости», поскольку источники ее богатства были неистощимыми. Иннокентия III окружала невообразимая роскошь: силой своего богатства он управлял развитием искусств и ремесел.

Церковная пышность не ограничивалась Римом и папским двором. Постепенно она пропитала самое тело церкви, поразила даже монашеские ордена. Забыв материальную непритязательность своих исходных принципов, они перешли на уровень баронской роскоши. Располагая обширными аббатствами с богатыми пашнями и виноградниками, святые отцы управляли сельскими округами и церковными приходами, облагая их налогами скорее как феодалы, чем как священнослужители. Столь надменным и аристократическим стал сам дух каноников, чьей миссией было проповедовать самую возвышенную из демократических доктрин, что церковь более не соответствовала плебейским и крестьянским слоям общества: она быстро становилась институтом патрициев и для патрициев.

Долго ли могло сохраняться такое положение, к каким результатам оно могло привести – об этом, наверное, бесполезно строить предположения. Факт заключается в том, что вниманием не обошли бедных и обездоленных. Причиной тому – появление двух людей, столь же близких по духу, сколь и несхожих, почти одновременно приехавших в Рим и встретившихся у подножия папского трона.