Культура, стремящаяся в никуда: критический анализ потребительских тенденций

Изотимия же, которая, согласно мысли Фукуямы, должна утвердиться вместо мегалотимии, почти никак не проявляет себя, поэтому утверждение о ее главенстве совершенно несостоятельно. Простительно утверждать, что изотимия — желательная основа взаимодействия между людьми, но совершенно непростительно говорить о том, что она уже сейчас выступает реалией на почти мировом уровне, что изотимия многих заменила мегалотимию немногих. Как говорят, единственное отличие капитализма от социализма заключается в том, что при капитализме человек эксплуатирует человека, а при социализме все наоборот. Несомненно, эта шутка имеет серьезную почву под ногами, поскольку социализм (или то, что принято так называть) совершенно не отменил эксплуатацию, но Фукуяма забывает о том, что капитализм сам по себе представляет собой поле борьбы всех против всех, где каждый за себя, где каждый ищет индивидуальной выгоды за счет других. Не используя доморощенного термина «капитализм с человеческим лицом», философ попытался описать нечто именно такое. И ему это описание удалось, но таковая удаль не указывает на возможность воплощения данной формы капитализма в настоящую реальность. Так же как тщательное описание анархического строя, приведенное в развернутом виде Прудоном, Бакуниным и Кропоткиным, не дает возможности реализовать анархию на практике. Так что, несмотря на заявление Фукуямы о либеральной демократии как самом совершенном социально-политическом варианте, я бы замолвил слово об анархии как наиболее совершенной форме существования общества.

Далеко не всегда и везде неполучение признания со стороны господина движет раба к осуществлению перемен; тотализация масс необязательно приводит к их расконформизации. Вообще, признание выступает у Фукуямы своего рода прокрустовым ложем, в которое он вмещает все явления человеческого фактора: от образования и труда до национализма и международной напряженности. При этом в его концепции нет места духовности, морали, нравственности; вместо них фигурируют экономические желания и жажда признания, которую он пытается как-то одухотворить путем расширения поля ее проявлений, но которая не представляется принадлежащей духовной сфере. То есть фукуямовский человек меркантилен, рационален, склонен сравнивать себя с другими и в целом бездуховен. Он соответствует потребительскому человеку, а не его по-настоящему человеческому оппоненту. Поэтому Фукуяма попадает в ловушку, сконструированную собственными руками; противопоставляя экономического человека человеку признания, он возвеличивает именно экономического (потребительски ориентированного) человека, а само противопоставление нивелируется.

Глава 8.

К вопросу о сохранении культуры в эпоху глобализации

По утверждению П. Козловски, «развитие науки и техники должно иметь предпосылкой и следствием адекватное культурное развитие общества»^[155]. Перефразируя данное высказывание, заметим, что уровень культуры общества имеет прямую связь с уровнем развития цивилизации в целом, а также и отдельного человека, составляющего данную цивилизацию. Более того, уровень культуры выступает всеобщим определяющим фактором качества жизни общества.

В научной литературе нет единой фиксации взаимосвязи между понятиями «культура» и «цивилизация». Одни авторы противопоставляют культуру цивилизации, наделяя культуру духовностью, а цивилизацию утилитаризмом. Другие отождествляют данные понятия, не замечая разницы между ними. Нам кажутся оба подхода несколько ошибочными, так как:

1) цивилизация — это форма общественного мироустройства, характеризующаяся достаточно высоким уровнем человеческих достижений. Но эти достижения действительно носят утилитарный характер, они могут быть далеки от эстетических (искусство) и этических аспектов социальной жизни. К ним в первую очередь относятся достижения техники, изобретения, выполняющую прикладные функции и ориентированные в основном на технические и социально-экономические ценности. Противопоставление культуры и цивилизации приводит к мысли, что духовность противопоставляется варварству, ценное — ненужному, высокое — низкому. Но это неверно, так как цивилизация не является синонимом варварства, низости и ненужности, а обладает многими ценными достижениями, которыми варвары не обладали. Потому подобное разграничение понятий не совсем оправдано;

2) отождествление культуры и цивилизации также не совсем уместно, поскольку у них есть качественные различия. Культурные достижения удовлетворяют одни потребности человека (преимущественно высшие, этико-эстетические), а цивилизационные — другие. Технологический прогресс сам по себе не обеспечивает гуманизацию, а потому он выпадает из процесса окультуривания и борьбы с антикультурными тенденциями.

Мы склонны, вслед за И.Д. Каландия^[156], понимать под культурой форму и степень духовности, в которой выражены высшие достижения цивилизации. Цивилизация же — это материальный (вещный и предметный) базис культуры, характеризующийся своей полезностью, техницизмом, который культивирует ценности прежде всего не трансцендентного, а имманентного, не духовного, а бытового. Она не требует полноты духовного — прежде всего этического и эстетического — участия. У первобытного общества уже имелись образцы культуры, но образцов цивилизации не было. Напротив, некоторые современные общества, отличающиеся высотой развития техники и технологий, переживают упадок в области нравственного и прекрасного. Этические нормы и представления, учитывая их ментальный характер, следует относить к культуре, а материальные памятники (в том числе артефакты) как вещное воплощение культуры — скорее к цивилизации. То есть цивилизация — это материализованная культура или же материализованное бескультурье. Таким образом, мы прочерчиваем между двумя понятиями параллель, при этом не впадая ни в одну из двух крайностей: Сциллы их противопоставления и Харибды их отождествления.

Следует помнить, что взаимосвязь культуры и цивилизации познается в определенных рамках. Так, если мы говорим не о культуре в целом, а именно о том, что принято называть массовой культурой, появившейся (в том числе) благодаря многим именно цивилизационным процессам — распространение средств массовой информации и коммуникации, урбанизация и т. д., — то невозможно ее отделить от цивилизационного компонента. Однако, обращая свой взор не на масскульт, а на национальную культуру, ее следует во многом противопоставить цивилизации. Национальная (народная) культура характеризуется прежде всего наличием менталитета, национального наследия, в то время как цивилизация вполне может обходиться без национальных корней; она, в отличие от культуры, вовсе необязательно ограничена какими-либо (географическими, этническими и т. д.) рамками. Традиции, идеалы и духовные ценности национальной культуры локализуются в иной плоскости, нежели плоскость утилитаризма, и поэтому они не представляются ценными в цивилизационном смысле. Собственно, в Америке вряд ли мы обнаружим богатую национальную культуру (как из-за сравнительной молодости американской «нации», так и присущим ей изначально утилитарным настроениям типа знаменитого концепта «Американская мечта»), однако цивилизация там развита больше, чем где-либо. Недаром Г.Е. Васильев называет западного человека дряхлым и старым и говорит, что он держится только лишь с помощью своих технических «протезов»^[157].

Принимая во внимание происходящие сейчас глобализационные процессы, можно с уверенностью заявить, что навязываемые в ходе глобализации ценности выхолащивают и уничтожают национальное наследие, а значит, и национальную культуру. «Бренды глобальных компаний потребляются как символы причастности к передовому и прогрессивному, но при этом через них в повседневную жизнь разных регионов мира вторгаются чужие стандарты, вытесняются привычные нормы, разрушающие веками складывающиеся хозяйственные и бытовые уклады, образ жизни»^[158]. Американские идеалы, ярко выраженные в культуре потребления, наносят сокрушительный удар по национальным культурам. Здесь имеет значение сущностное ядро потребительства, в соответствии с которым возводится в культ идеология индивидуализма, отрицающая взаимопомощь и выражаемая в принципе «помоги себе сам», массовая кредитомания, низвержение духовности до уровня технических приобретений. Не менее важна и методология расширения потребительства, которая включает в себя убежденность в собственном превосходстве по сравнению с другими типами общественных укладов, а потому самолегитимирует насильственное навязывание Америкой этого типа «культуры» всему миру. Исходя из антиинтеллектуализма, бездуховности и безнравственности потребительской культуры, признаем, что словом «культура» она именуется весьма условно. Более целесообразно связывать консьюмеризм именно с цивилизацией, а конкретно с цивилизацией высокого развития, но лишенной культуры. Следовательно, в некоторых аспектах развитие цивилизации идет вразрез с развитием национальной культуры и, мало того, эти процессы могут быть не взаимодополняемыми, а, наоборот, взаимоисключающими.