Пассионарная Россия

Не только святые-мужчины несут в себе память о материальной и духовной культуре далекой эпохи. Еще одна весьма распространенная и почитаемая на Руси тема изображения святых. Например, иконы с изображением святой Параскева Пятницы, как правило, сохранили нам интересные свидетельства о моде, манере одеваться, даже о фактуре распространенных тканей. Сохранилась удивительная по композиции групповая скульптура – в центре Параскева Пятница, по бокам – святые Екатерина и Варвара. У Екатерины на плечи спускаются длинные пряди волос – так мы можем судить о распространенной в это время моде на прически, а Варвара привлекает наш взор наброшенным на голову платком, обернутым несколько раз вокруг шеи и плеч, как это делали в XVIII в. русские женщины. Историческое свидетельство не только о предмете одежды русских женщин в XVIII в., но и о распространенной манере носить ее.

Возможно, реалистические детали пермской деревянной скульптуры донесли бы до нас гораздо больше свидетельств о материальной и духовной культуре народа, однако религиозные ограничения не позволяли преодолеть культовое назначение деревянной скульптуры. Собственно, тем она и интересна прежде всего, ибо, даже не неся в себе важных для источниковеда деталей, она сама по себе – источник для изучения истории народа, его верований, представлений, его отношения к Богу и к себе, изображаемому в виде Бога. Ибо резали пермяки своих идолов в старину, создавали из дерева святых христианских позднее – со своих современников, не просто наделяя богов чертами соседей по селу, братьев по православной общине, но и привнося в их лица свою боль, свою усталость, свои заботы и огорчения.

ЯРОСЛАВСКИЕ ФРЕСКИ НАЧАЛА XVIII ВЕКА

В ярославских церквах XVIII в. сохранились удивительной красоты росписи, отличающиеся редкой мажорностью, декоративностью и народностью образов. Все они, в силу фольклорности образов и сюжетов, остаются замечательными источниками изучения русской истории этой эпохи. Создателями этих фресок были талантливые русские мастера так называемой ярославской школы, особенно прославившиеся своими работами XVII в., о чем мы уже писали в очерке, посвященном той эпохе.

Одним из наиболее характерных памятников культуры русского народа XVIII в. является ярославская Церковь Благовещения (1708 г.) и ее фрески.

Иконописцы использовали широкий плафон свода как плоскость для редкой по праздничности и орнаментально-декоративному богатству росписи.

На стенах Благовещенской церкви разместились картины жизни Христа и Богородицы, притчи, деяния апостолов, чудеса от иконы Владимирской Божьей Матери. Евангельский цикл представлен с большой полнотой… При этом притчи занимают проемы окон, в арочных обрамлениях которых изображены Богоматерь и библейские сюжеты. При всем строгом следовании всех этих изображений канонам невольно ловишь себя на мысли, что перед тобой изображение княжеского застолья в Древней Руси. «Притча о царе, сотворившем брак сыну своему» по утвари на столе, костюмам, «взаимоотношениям» персонажей росписи вызывает именно такие ассоциации.

Росписи были рассчитаны на просвещенных ярославцев. Все композиции сопровождаются пространными надписями с упоминанием главы и стиха иллюстрируемого текста Священного Писания, – стало быть, художник, создавая свои фрески, предполагал, что храм посещать и рассматривать творения его рук будут люди, обученные грамоте, читавшие Священное Писание, а не только воспринимавшие его через проповедь священнослужителя. Многие фрески несут в себе и богатую этнографическую информацию.

Так, композиция на тему притчи «Уподобися царство небесное человеку царю иже сотвори браки сыну своему» дает представление не только о костюмах жениха, невесты, гостей, – они облачены в истинно княжеские богатые одеяния, но и о подробностях брачной церемонии, о последовательности действий ее участников.

Любопытную историческую информацию современный человек, рассматривающий фрески Церкви Благовещения, может получить и из такой далекой от реалий русской жизни фрески, как та, что посвящена крещению сирийского вельможи из «деяний апостола». Фреска явно навеяна западной гравюрой, что свидетельствует о культурных контактах русских земель со странами Западной Европы. Художник, живший в начале XVIII в. в Ярославле, с юмором и некоей доброжелательной иронией представляет восточную экзотичность сцены: щеголеватый, разряженный в кружева и перья вельможа галантно гарцует на породистом коне, слуга держит над ним зонт, не столько спасающий вельможу от дождя или зноя, сколько долженствующий подчеркнуть его богатство и знатность: тут слились и надменное отношение к «востоку» западноевропейских мастеров, с которых, предположительно, брал пример и русский живописец, и распространенное в начале XVIII в. ироничное отношение русских к манерности европейцев, во все большем количестве появлявшихся в русских землях в конце XVII – начале XVIII в. Если же говорить не об историческом, а об искусствоведческом аспекте рассмотрения этой фрески, необходимо отметить – был ли изограф под влиянием иконописцев Древней Руси, писал ли с «немецких листов», – все фрески Церкви Благовещенья отличаются самобытностью и «русским стилем».

И еще одно соображение, связанное с возможностью взглянуть на фрески Ярославля как на богатый источник изучения русской истории.

Безусловно, обращаясь к иллюстрированию священного писания, мастера-изографы XVIII в. стремились писать композиционно, сюжетно, колористически изображаемые ими события древней истории так, как они им виделись, конструировали эти события в соответствии со своими знаниями истории, этнографии, своими представлениями о колорите далекой эпохи. Колорит икон, росписей каждой из эпох – источник сведений о бытующих в эту эпоху колористических предпочтениях, пристрастиях.

В этом плане необычайно интересна роспись «Христос перед Каиафой». Христос в жалком рубище смиренно предстает перед первосвященником, за ним ощетинились пики воинов. Каиафа раздирает на груди кафтан в знак непреложности приговора. Его окружают старейшины в дорогих и модных одеяниях. Воины в золотых расписных-расшитых кафтанах, на Каиафе – роскошный темно-малиновый кафтан с голубым узорочьем орнаментом. За ним – чрезвычайно интенсивная по цвету драпировка – светло-малиновая, с росписью синим растительным орнаментом. Колористическим контрастам этой фрески XVIII в. позавидовали бы многие французские импрессионисты и постимпрессионисты конца XIX – начала XX в.

И еще одно замечание. Фрески Ярославля XVIII в. – яркие исторические и художественные свидетельства именно этой эпохи, однако, как было замечено выше, они перекликаются колористическими поисками с искусством гораздо более позднего времени, с одной стороны, и тесно связаны с культурой предшествующих эпох, уходя в них корнями, – с другой.

РУССКИЙ ЛУБОК

Век XVIII – это эпоха расцвета удивительного искусства, русской национальной школы лубочной картинки.

Существует предание, что название улицы Лубянка в Москве, которая является продолжением улицы Сретенка, происходит от лубочных листов, которые изготовлялись и продавались здесь. Действительно, на Сретенке сохранились два удивительных архитектурных памятника, связанных с историей русского лубка. Это, прежде всего, Церковь «Успения в Печатниках». Церковь стояла в центре слободы работных людей Печатного двора. Предполагается, что первыми изготовителями лубочных картинок и стали профессиональные печатники, установившие у себя на дому простейшие типографские станки. Неподалеку выросла еще одна церковка – «Троицы в листах». У ограды этой церкви и продавали московские печатники первые лубочные картинки.

В этом районе Белокаменной и выработался в начале XVIII в. своеобразный стиль русского лубка.

Вплоть до 1727 г. большинство лубочных картинок печатаются с деревянных досок. Лишь после смерти Екатерины I, когда прекратила свое существование петербургская типография и резко сократила выпуск московская печатня, медные доски из закрывшихся типографий стали использовать для производства лубка; нашли, производя лубочные картинки, источник пропитания и оставшиеся без работы печатники.