Огюст Монферран

В библиотеке Монферрана находились книги, свидетельствовавшие о его широких интересах. Это были не только издания по архитектуре и строительству, но и труды по математике и механике. Среди них сочинения Б. Ф. Белидора «Инженерная наука в производстве работ при укреплении архитектурных и гражданских зданий» 1776 г., Стивена Роу «Строительная энциклопедия», альбом подлинных рисунков Палладио, Микеланджело и Рафаэля, принадлежавший ранее архитектору Камерону [ 43]. В 1819 г. Монферран приобрел альбом И. Якобуса, изданный в Риме в 1684 г. и посвященный описанию внутреннего и внешнего вида римских храмов, построенных прославленными итальянскими архитекторами. Альбом содержал семьдесят один лист гравированных изображений с планами и фасадами зданий, что, несомненно, интересовало зодчего в связи с работой над проектом Исаакиевского собора (это издание, как и ряд других, в настоящее время находится в научной библиотеке Эрмитажа ^[72]).

В его коллекции были раритеты, которые могли бы украсить любое собрание, и среди них истинный шедевр — книга С. Мюнстера «Космография, или общее описание земной поверхности», изданная в Базеле в 1559 г. Книга пользовалась большой популярностью и выдержала двадцать четыре издания на многих европейских языках ^[73]. По отдельным изданиям трудно судить о библиотеке в целом, но можно сделать вывод о том, что архитектор подбирал книги и как библиофил, и как специалист в области изящных искусств.

Несомненно, некоторые черты Монферрана как собирателя книг дополняют характеристику архитектора, многолетний труд которого был посвящен украшению столицы России ^[74].

Судьба, постигшая коллекцию и графическое наследие зодчего после его смерти, до конца не ясна. Известно лишь, что вдова перед отъездом в Париж продала издателю и литератору А. В. Старчевскому часть коллекции, состоявшей из бронзовых и мраморных скульптур, картин, фарфора, мозаик и других художественных произведений. Оставшиеся предметы купил в рассрочку золотопромышленник Ушаков, имевший намерение перепродать эти ценности. Впоследствии он объявил себя несостоятельным и не уплатил денег вдове, а приобретенные им вещи исчезли.

Графическое наследие Монферрана в основном осталось в России и только некоторую часть чертежей и рисунков помощник зодчего архитектор А. А. Пуаро переправил в Париж жене Монферрана. Оставшиеся в Петербурге работы попали к владельцу магазина эстампов и картин Фельтену. Эта коллекция состояла из десяти портфелей, в них были материалы по Исаакиевскому собору, Александровской колонне, Екатерингофу, Зимнему дворцу, планы Петербурга, рисунки, акварели Монферрана, его учеников и помощников. Коллекция в 1880 г. была передана Императорской Академии художеств, в библиотеке которой она находилась до 1939 г., затем поступила в НИМАХ, где и хранится в настоящее время [ 51].

Дом сначала приобрел Старчевский, а в 1913 г. владельцем его стал Я. В. Ратьков-Рожнов. По его желанию архитектор И. А. Фомин перестроил галерею, соединявшую поперечный дворовый флигель с флигелем, выходящим на задний двор, где и создал столовую, отделанную в духе классицизма.

В первые годы деятельности Монферрану пришлось приспосабливаться к новым для него условиям жизни в Петербурге, подчиняться незнакомым традициям. Со временем пришло знание русской жизни, опыт, уверенность, понимание русской архитектуры.

Собственный дом О. Монферрана. Фото 1990 г. Общий вид

Создавая проекты Исаакиевского собора, Александровской колонны и других зданий и сооружений, архитектор вдохновлялся образами античности, великими произведениями архитектуры ренессанса и барокко, творениями французского и английского классицизма, но как зодчий, обладавший широким диапазоном знаний, способствовал применению в строительстве современных ему научных достижений, усовершенствованию строительного искусства и повышению технических и художественных возможностей архитектуры. Не случайно строительство Исаакиевского собора представляло для XIX в. своего рода практическую строительную академию, где усилиями многих специалистов и большого числа квалифицированных рабочих строилось огромное здание. Монферран считал, что от архитектора требуется нарисовать идею и последовательно реализовывать ее с помощью умов и усилий других специалистов, самому выступая уже в качестве руководителя. О том, что Монферран умел отстоять и воплотить в жизнь свои замыслы, говорит вся сложная почти полувековая история проектирования и строительства Исаакиевского собора.

Собственный дом О. Монферрана. Фрагмент интерьера. Фото 1990 г.

Многие талантливые русские архитекторы были значительно опытнее Монферрана, но их творческий поиск новых форм сдерживался осторожностью, с которой в России относились к введению конструктивных новшеств. Монферран отличался колоссальным творческим потенциалом, темпераментом, последовательностью и принципиальностью в работе. Смелость решений, масштабы его сооружений, широта замысла — все это оказывало сильное воздействие на современников и архитекторов.

Личными дружескими отношениями Монферран был связан с представителями художественных кругов Петербурга и с некоторыми представителями высшего столичного общества. С графом Потемкиным зодчий вел обширную переписку, в которой часто обращался к графу за советом, благодарил за участие и помощь в делах, связанных со строительством собора. В одном из писем к Потемкину он жаловался на свое положение архитектора, которого обвинили в причинах пожара, случившегося в Зимнем дворце в 1837 г. С горечью и возмущением он писал, что столкнулся с неблагодарностью за свой большой труд, оказавшийся не оцененным по достоинству ^[75]. Его обида и раздражение объяснимы, так как обвинения оказались несправедливыми. Однако нельзя согласиться с тем, что в России его труд не был замечен и вознагражден. За строительство Исаакиевского собора он получил чин действительного статского советника, 40 тысяч рублей серебром и украшенную бриллиантами золотую медаль на Андреевской ленте, за возведение Александровской колонны — орден Владимира III степени и 100 тысяч рублей серебром. От иностранных государств он имел ряд орденов: в 1840 году — прусский орден Красного Орла 3-й степени, Большую Золотую медаль от папы римского, в 1841 г. — второй (королевский) Орден Почетного легиона, в 1850 — прусский орден Красного Орла 2-й степени, в 1852 — Иерусалимский орден св. Гроба, около 1850 г. — шведский Королевский орден Вазы [ 61]. Поэтому он противоречил себе, когда писал: «Моральное воздействие памятников — это упрочить социальные узы, вдохновлять и заставлять гордиться своей страной, объединять современников и побуждать задумываться о потомках. Величественность памятника возносит дух созерцающих его и какими-то неуловимыми переживаниями, не могущими ускользнуть от наблюдателя, облагораживает и возвеличивает идеи народа… Гражданин еще больше полюбит свой город, украшенный памятниками, напоминающими ему величие его родины…» [ 61]. Понимая, что созданные им произведения принадлежат России, он не отделял себя от страны, в которой прошла вся его творческая жизнь, хотя в некоторых высказываниях стремился подчеркнуть свою принадлежность отечеству, оставленному ради осуществления смелых замыслов.