День народного единства: биография праздника

Наступили дни бурной агитации за представителя того или другого русского рода. Наизнатнейший – князь Ф. И. Мстиславский, глава Боярской думы, был скомпрометирован тесными связями с Сигизмундом III. Князь И. В. Голицын не пользовался популярностью у городового дворянства. Современные исследователи считают, что в Боярской думе был достигнут определенный компромисс: избирать «из природных московских бояр», – однако рядовые члены Собора относились одинаково критически и к бывшим членам Семибоярщины, и к Д. Т. Трубецкому. Есть версия, что он добился своего выдвижения как кандидат от «Совета всей земли» [164, 74–77].

Как уже говорилось, дворянские массы, опора ополчения, в основном разъехались, поэтому Д. Т. Трубецкой развил бешеную деятельность среди казаков. Он ежедневно устраивал шумные многолюдные пиршества для них; неизвестный московский мемуарист того времени подсчитал, что он кормил и поил чуть не 40 тысяч казаков (явное преувеличение) «по вся дни … зазывая толпами себе на двор… моля их, чтобы быти ему на России царем» [91, 457–458].Казаки же, с удовольствием пируя, не относились к нему всерьез, как пишет тот же москвич, в глаза хвалили его, а уйдя с пира, насмехались. Таким образом, предвыборная политика ополчения провалилась.

В среде казаков пользовался популярностью пленный в то время «их патриарх», тушинец Филарет. Это использовала заново сбившаяся новая группировка – родственников и свойственников Романовых [164, 74–77]– Шереметевы, князья Черкасские, Сицкие, Троекуровы, Лыковы, Салтыковы и пр. Активно распространялась легенда о завещании престола Федором Иоанновичем Ф. Н. Романову, подчеркивалось их близкое родство с угасшей династией. Бурную деятельность в пользу Романовых развил, в частности, давний знакомец Пожарского, зарайский протопоп Димитрий Леонтьев, прибывший в качестве депутата от своего города: он и подписал грамоту об избрании, и ездил в составе делегации в Кострому, и привозил оттуда в Москву грамоту о согласии Михаила и его матери принять царство [2].

В конечном итоге более 500 казаков осадили двор крутицкого митрополита, где заседали бояре, высшая курия Земского собора, и потребовали скорейшего решения. Растерявшиеся бояре предложили определить кандидата жребием (это тогда не выглядело легкомысленно – таким образом, например, многие века избирали новгородского архиепископа). Но атаманы воспротивились, заявив: «Князи и бояря и вси московские вельможи, но не по Божией воле, но по самовластию и по своей воле вы избираете самодержавно». Согласно Божьей воле и по благословению государя Федора Иоанновича царский посох должен был быть передан Федору Никитичу Романову – но он в плену, однако есть его «отрасль добра» – «Михайло Федорович», и тут же «возопили» и провозгласили ему многолетие. Ошеломленная и испуганная Дума тряслась от страха, и только Иван Никитич Романов, дядя, пытался урезонить казаков, объясняя, что Михаил Федорович еще «млад и не в полне разуме». Возможно, он рассчитывал на собственное избрание. Однако казаки отвечали ему (похоже, со скрытой иронией): «Но ты, Иван Никитич, стар верстой (т. е. многоопытен), в полне разуме, а ему по плоти дядюшка прирожденной, и ты ему крепкой потпор будеши». Бояре еще пытались организовать какую-то интригу с задержкой целования крестов, однако казаки вынудили их присягнуть тут же, а потом вынесли 6 крестов на Лобное место, где их целовали, видимо не воспротивившиеся такому решению, остальные депутаты Собора и москвичи [91, 458–459].

Узнав об этом, князь Трубецкой (не присутствовавший на заседании, вероятно уверенный в победе своей кандидатуры) был ошеломлен и, возможно, перенес тяжелый сердечный приступ: «Лице у него ту и почерне, и паде в недуг, и лежа много дней, не выходя с двора своего с кручины», – сообщает тот же мемуарист, простодушно добавляя, «что казны истощил казаками и позна их лестны в слове и обман».

Пожарский, скорее всего, устранился от участия после того, как стало ясно, что кандидатуры шведского принца и Трубецкого терпят крах. О какой-либо его деятельности или высказываниях (помимо вышеприведенных, сведениям о которых и сами шведы не вполне доверяли [62]) во время Собора вообще ничего не известно. Кроме того, он формально, возможно, и не принимал участия в заседании Боярской думы, будучи по чину всего лишь стольником, и продолжал, в меру возможностей, исполнять обязанности одного из глав временного правительства. Может быть, он был нездоров, рука, простреленная совсем недавно, не первая и не последняя его рана, могла еще давать о себе знать. Позднейший рассказ так называемого «Хронографа кн. М. А. Оболенского» о его поведении на Соборе, весьма красив, но явно легендарен, когда якобы он чуть ли не руководил Собором и требовал скорейшего решения:

«И начаша между собою совет творити, со всем Освященным собором… князи и бояре и всяких чинов множество людей, князь Дмитрей Михайловичь Пожарской со всеми чины. А вопрошает их на искус, кий ему ответ подадут, и говорит: «Днесь у нас в царствующем граде Москве благодать Божия воссия, мир и тишину Господь Бог дарова. Станем у всещедраго Бога просить, дабы нам дал самодержателя всей Русии. Подайте нам совет. Есть ли у нас царское порождение». И тако вси умолчаша. И начаша власти глаголати: «Государь Дмитрей Михайловичь! Мы станем соборне милости у Бога просить. Дай нам до утрия срока»» [35, 449].

И наутро некие галицкий дворянин и казачий атаман внесли предложение о Романовых и представили их родословные с родством с царским домом.

Итак, 21 февраля Михаил Романов был избран, а 2–3 марта прекратились полномочия правительства «Совета всей земли» [70, 231]. Пожарский не вошел в состав депутации в Кострому.

Принятая на Соборе «Утвержденная грамота» об избрании Михаила Романова сохранилась в двух экземплярах. Оба они с оборота подписаны – сначала членами Освященного собора, т. е. высшими духовными иерархами, затем боярами, окольничими и т. д., вплоть до городовых дворян, служилых татар и выборных посадских людей. Подписи, как считают исследователи, собирались не менее двух лет. Так, Пожарский подписался уже как боярин, хотя в момент Собора, пока царя не было, никто еще не мог быть пожалован чином. Он был 41-м по общему списку (32 духовных иерарха, затем 16 бояр, где он – 9-й). А подписи «выборного человека ото всей земли» Козьмы Минина на грамоте нет вовсе [70, 188]. [63]Как не прислушаться к жесткому и меткому слову И. Е. Забелина, которого вряд ли кто-либо может заподозрить в недостатке патриотизма: «Земский совет нижегородцев на некоторое время стал руководителем государственного устройства… Но, конечно, матерые жернова старого порядка смололи и это доброе зерно – оно не дало никакого роста… ничего нет удивительного, что, сослужив народную службу по избранию всей Земли, он, с избранием царя, с установлением старого царского порядка службы, очутился снова рядовым стольником, а потом и рядовым боярином, и из Дмитрия перед народным собранием и советом стал холопом Митькою перед царем… Если б Смута была… переделкою государства, тогда явились бы и новые места для людей, в числе которых одно из главных мест принадлежало бы Пожарскому. Тогда с ним, как и с Мининым, никто и спорить не стал бы из-за места. Но так как все дело заключалось в восстановлении старых порядков… то наши герои и предводители тотчас попали в рядовые, какими были прежде. Ни для кого из современников это не было удивительно. С избранием царя потянулся в царстве-государстве прежний царский порядок и жизни, и отношений, и службы» [46, 154–157].Собственно за возвращение этой, всегда считавшейся идеалом «старины» герои ополчения и боролись …

Пожарский после победы

Напомним читателю, что задача наша – история жизни Пожарского, а не история Смутного времени. Поэтому мы можем опустить описание событий, в которых он явно не принимал участия. Вновь сведения о нем появляются уже в возобновленных разрядах – хроникальных записях назначений, церемониалов, военных действий и пр. Он подает вместе с Трубецким челобитную новоизбранному царю о том, где государь позволит им выехать и видеть его «пресветлые очи» [46, 155].