Открытые файлы

Ребята, спасибо всем огромное за то, что задавали вопросы. Может, я был излишне серьезен — за это извините. Искренне желаю вам всем, чтобы все ваши начинания удались и все, что вы себе на-мечтали, свершилось. До свидания! Владимир Шахрин.

Интервью состоялось в рамках

Всероссийского информационно-образовательного

проекта «Медиакратия»

Интервью для «Независимой газеты»

— Володя, вы только что из Екатеринбурга, что там происходит?

— Екатеринбург последние четыре года активно развивается. А это значит, что в городе есть люди с интересными идеями, с деньгами, которые они не просто хотят, но и умеют правильно реализовывать. Я много езжу по стране и считаю, что Екатеринбург— один из самых современных городов. Здесь все время что-то происходит.

— Например, народные митинги протеста?

— Я не видел ничего подобного, ни разу, честное слово.

— Во время августовского путча 91-го года я жила в Оренбурге и была потрясена, что город просто не заметил государственного переворота и остался глух к московской демократической революции. Жизнь текла мерно и тихо.

— То же самое было в Екатеринбурге: тишь да гладь. В 91-м году мы были в каком-то северном городе с итальянцами. И жили на какой-то турбазе, на окраине города. И вдруг итальянцы по телевизору видят, что в Москве на улицах танки, народ на площадях столицы... И спрашивают нас: что происходит? Я говорю: переворот в стране. Они в ужасе отпрянули — господи, что делать-то?! Выскакиваем все вместе на улицу и видим: люди спокойно идут на работу, в гости, прогуливаются влюбленные парочки. Никакого волнения на лицах. А итальянцы просто в истерике бьются — ну что делать-то?! А мы им спокойно отвечаем: да ничего, завтра на рыбалку пойдем! Они не унимаются: а как же события в Москве? Мы только руками развели — Москва, ведь это совершенно отдельное государство. Тридевятое царство. Все, что там решают — нас россиян не касается. Страна, к сожалению, живет отдельно от столицы. То, что в Кремле или в Думе происходит — страну не интересует, она как-то мало вникает в жизнь привластных структур...

— В Давосе, в программе «Russiannight» отечественную рок-музыку представляли вы, то есть группа ЧАЙФ. Ваша версия — почему выбор государственных чиновников пал именно на вас?

— Это был выбор не чиновников, а режиссера давосского мероприятия Леши Аграновича. У него — хороший вкус, и он понимал, что Россию на Западе должна представлять группа с сильной позитивной энергетикой. Ведь текстовую нагрузку иностранцы не поймут, а посему нужен энергетический посыл, который, на мой взгляд, в нашей группе, присутствует. Мы — взрослые дядьки. И там сидели взрослые дядьки. Мы играли качественный гитарный рок, достаточно суровую музыку, но при этом мы — жизнерадостны и позитивны. И я прекрасно понимаю, что на Западе информация о России в большей степени негативная. И вдруг взрослые респектабельные дядьки слышат вполне позитивный рок. И эту музыку играем мы — уральские мужички.

— У вас есть отличное высказывание по поводу культурной программы в Давосе. Вы назвали Большой театр лицом России, а себя — другими частями тела. С какими частями тела соотносится группа ЧАЙФ?

— На пресс-конференции артистов Большого театра спросили об их роли в культуре нашей страны. Они ответили: «ну какие могут быть сомнения, мы лицо российской культуры». Я тут же парировал, что как все-таки здорово, что на сей раз зарубежной публике покажут не только лицо, но и другие части тела... А вот что это за части тела — оставим без комментариев, но не задница — это точно! И не кукиш Западу. Мы стремились показать в Давосе русскую душу, наш характер.

Еще одна причина, почему нас так хорошо приняли в Швейцарии — наша музыка западному человеку понятна по форме, ведь мы играем мейнстрим. В Давосе собрались богатые, состоятельные люди, которые были и на концертах U2, и на концертах RollingStones, им к мейнстриму не привыкать.

— Но Боно из U2позиционирует себя как андеграунд-ный исполнитель. Он всячески отмахивается от мейнстрима?

— Боно очень яркий и талантливый человек, но группа U2 приносит в казну Ирландии львиную долю дохода, уступая лишь пивной корпорации «Гиннесс». Как это может быть, если Боно не принадлежит к буржуазной мейнстримовой культуре? Другое дело, что его мировоззрение остается свободным. Он себя позиционирует исключительно как бессребреник: вот у меня есть деньги, но меня они не волнуют, меня волнуют леса Амазонки... (смеется). Отчасти я с ним солидарен, потому что, конечно же, по сравнению с тем, какими мы были в двадцать лет — мы обуржуазились. И это естественное развитие событий, которое нельзя изменить. Морщины на нашем лице — это минус или плюс? Может быть, и минус, издержки сурового североуральского климата. Но, если бы у 45-летнего мужика было мраморно-гладкое лицо, вряд ли это выглядело бы лучше, чем морщины. Знаете, как говорят про Кита Ричарда? Ему никогда не будет столько лет на сколько он выглядит, потому что он всю жизнь выглядит на пять лет старше своего возраста. А уж о лице Мика Джеггера я и вовсе не говорю...

— Да, это вечный старик, буквально «урытый» морщинами, но девушки его не перестают любить.

— А у нас в России есть противоположные примеры, например, Дмитрий Харатьян. Он будто забальзамирован.

— В Англии есть такой же персонаж — Ник Кейв? Хотя существует теория, по которой героин (а Кейвдолго был наркоманом и лишь силой воли порвал с этим) замораживает ген старения.

— Да? (удивленно). Я этого не знал... (задумывается). Так про что мы говорили?

— Про буржуазность, про мейнстрим...

— В свое время у меня был 401-й «Москвич», а сейчас я езжу на «хонде». Так получилось. И я не ставлю перед собой задачи удивить народ своим автомобилем. Для меня машина не признак самоутверждения. Я вообще стараюсь жить так, как мне удобно, и быть в гармонии с собой. Я никогда не буду выряжаться в нечто изысканное — это не мое. Мне комфортнее ходить в джинсах и свитере.

— Ежегодно вы проводите в родном городе перфоманс под названием «Зимняя акустика». Вы создаете театрализованное шоу, где поете в разных декорациях, в каких-то умопомрачительных костюмах. В этом году «Зимняя акустика» проходила как бы в Париже, на Монмартре?

— Да, «Зимняя акустика» — это наш интимный концерт. Там звучат не шлягеры, а какие-то эксклюзивные номера. Это обязательно должно быть обставлено интересной визуальной формой. Например, как-то раз мы делали «Пляж на Гавайях»: все в купальниках, рядом с нарисованным морем, все в панамах. А мы были в шортах и гавайских рубахах.

— На ваше творчество, судя по текстам песен, огромное влияние оказал Париж?

— Но я же очень люблю этот город! А знаете, что мы устроим на «Зимнюю акустику» в следующем году? Мы сделаем «квартирник».

— Опять кухонные беседы, песни в дыму дешевых сигарет, водка с огурцами? Назад в USSR?

— Наше время, на мой взгляд, вполне располагает к определенному возврату в прошлое. Мы людей посадим прямо на пол, чтобы создалось полное ощущение квартирного концерта... Сейчас, кстати, многие музыканты дают концерты в квартирах.