Русская ёлка: История, мифология, литература

Особое пристрастие русских к берёзе живо до сих пор. Это дерево с яркой листвой, нежным свежим запахом и белым в чёрных крапинках стволом считается в России эталоном растительной красоты: «Любимое дерево русских песен и русских обрядов — берёзка» [343, 56]. С 1920-х годов начинается «массовое вторжение берёзы в литературу», чему, по мнению В. Иофе, способствовал Сергей Есенин, благодаря которому «берёза, как главное символическое дерево России, прочно обосновывается в поэтическом пейзаже русской поэзии» [164, 255]. Постепенно берёза превратилась в растительную эмблему русского народа, что отразилось во многих народных и авторских песнях, в стихотворениях, кинофильмах, в массовой культуре. В кинофильме Василия Шукшина «Калина красная» герой, только что вышедший из заключения, останавливает машину рядом с берёзовой рощей и бережно гладит стволы берёзок, разговаривая с ними и лаская их. В телесериале начала 1970-х годов «Семнадцать мгновений весны» советский разведчик Штирлиц, увидев у шоссе берёзовую рощу, также выходит из машины и долго лежит под берёзами, напомнившими ему родину. В советское время именно «Берёзками» повсеместно назывались «валютные» магазины, кафе и рестораны. Всё это в значительной мере испошлило сам образ: по поводу пресловутого культа этого «русского» дерева Илья Эренбург иронически заметил: «Берёза может быть дороже пальмы, но не выше её» [цит. по: 63, 45].

Наряду с почитаемыми, в народной культуре существуют и проклятые деревья, вызывающие в людях опасения и отрицательные эмоции. Таково, например, у русских восприятие осины, которая в их представлениях связывается с«низшим» миром. Неприятие осины объясняется, скорее всего, тем, что это дерево обычно растёт в низких, глухих, болотистых местах, которые считаются прибежищем нечисти. Плотные, гладкие, мелкие листья осины из-за своих длинных черенков дрожат от любого, даже самого лёгкого, дуновения ветра, что создаёт в осиннике характерный звуковой эффект тревожного сухого, почти металлического, шороха и мелькающего движения, в соответствии с пословицей: «Одно проклятое дерево без ветра шумит» [110, II, 365]. И.С. Тургенев в рассказе «Свидание» писал об осине: «Я, признаюсь, не слишком люблю это дерево — осину — с её бледно-лиловым стволом и серо-зелёной, металлической листвой, которую она вздымает как можно выше и дрожащим веером раскидывает на воздухе; не люблю я вечное качанье её круглых неопрятных листьев, неловко прицепленных к длинным стебелькам» [436, III, 242]. В русской поэзии «осина как была, так и осталась почти полным изгоем» [164, 247]. Согласно распространённой легенде, именно на осине повесился Иуда, отчего её и стали воспринимать как дерево самоубийц: «Хоть самому на осину, прости Господи!..», — думает отчаявшийся бедняк в рассказе И.А. Бунина «Нефёдка» [62, 138], а Ф. Сологуб в стихотворении 1886 года писал:

Известен давний обычай вбивать осиновый кол в мертвецов, считавшихся вурдалаками (вампирами), которые, по народным верованиям, выходят по ночам из могил и пьют людскую кровь. При этом тело мертвяка поворачивали лицом вниз, к земле, а кол вбивали в спину, чтобы вурдалак впредь не мог вылезать из могилы.

Ель в мировой мифологии

Ель — вечнозелёное хвойное дерево семейства сосновых с конусообразной кроной и длинными чешуйчатыми шишками. У многих народов это дерево издавна использовалось в качестве магического растительного символа. В Древней Греции ель считалась священным деревом богини охоты Артемиды. Участники дионисийских шествий обычно несли в руках еловые ветви с шишками и ветки плюща; еловой шишкой оканчивался и посох Бахуса. В одном из древнегреческих мифов рассказывается о том, как Кибела, богиня гор, лесов и зверей, превратила бога Аттиса, умиравшего от раны, нанесённой ему кабаном Зевса, в дерево, под которым она сидела и плакала до тех пор, пока Зевс не пообещал ей, что оно станет вечнозелёной елью. Есть мнение, что именно из древесины серебристой ели, считающейся столь же старым деревом на севере Европы, как и пальма на юге, был сделан Троянский конь. Согласно легенде, еловая древесина была использована в качестве символа на потолке храма Соломона. В кельтской мифологии ель, символизировавшая собою день зимнего солнцеворота, воспринималась как существо женского пола: «дерево рождения», или сестра тиса, который считался «деревом смерти» [506, 388].

У некоторых народов ель издавна была особо почитаемым деревом в первый день Нового года, связанным с днём зимнего солнцестояния. Так, например, ханты считали её «священным шестом», которому они приносили жертвы. Удмурты, также поклонявшиеся ели, зажигали на ней свечи, совершали рядом с ней моления, принося жертвоприношения еловым ветвям, которые почитались у них как богини. В «Житии Трифона Вятского» содержится рассказ о «посечении» преподобным Трифоном священной ели вотяков, увешанной «утварью бесовской» — серебром, золотом, шёлком, платками и кожей: «Обычай бо бе им, нечестивым по своей их поганской вере идольские жертвы творити под деревом ту стоящим, и всякой злобе начальник враг-Диавол вселися ту и обладаше деревом тем, мечту творя всяким злоказньством» [75, 166]. Удмурты обычно клали на пол еловую ветку, предлагая ей в жертву хлеб, мясо и питьё, а начиная строительство дома, под фундамент ставили маленькую ёлочку и, расстелив перед ней скатерть, предлагали ей жертвоприношения. Возвращаясь после похорон с кладбища, они стегали друг друга еловыми ветками, чтобы воспрепятствовать духам следовать за ними до дому. В качестве ритуальных бичей еловые ветви использовались на Новый год многими северными народами.

Ель широко применялась в магии и медицине. Согласно бытовавшему в Баварии поверью, для того, чтобы сделаться невидимым, перед зарёй накануне дня Ивана Купалы необходимо отыскать ель и съесть семена из тех её шишек, которые растут прямо вверх. В Германии считалось, что еловое дерево излечивает подагру; страдавший от этой болезни человек либо завязывал узел из её веток, либо в течение трёх «благоприятных» пятниц после захода солнца ходил к ели и, произнося магические стихи, «переносил» свою подагру в дерево, которое в результате этого засыхало и умирало. Сделанный из еловой хвои или молодых кончиков еловых веток бальзам издавна использовался от цинги, грудных и лёгочных болезней, а также для излечения ран и язв. Им также натирали обветренные и потрескавшиеся руки. Для приготовления такого бальзама нужно было внутреннюю кору ели раздолбить до мякоти и настоять на кипятке, после чего из полученного настоя можно было делать припарки. Некоторые индейские племена использовали ель для излечивания от головной боли [506, 388].

Вместе с тем в мифологии ряда народов ели приписывалась смертная символика: ещё Плиний Старший (I в. н. э.) называл ель «похоронным деревом». Если в еловое дерево, растущее возле дома, ударяла молния, это рассматривалось как знак скорой смерти его хозяев.

История превращения ели в рождественское дерево до сих пор точно не восстановлена, хотя существует мнение, что этот обычай восходит к гораздо более древней традиции «майского дерева». Наверняка известно лишь то, что случилось это на территории Германии, где ель во времена язычества была особо почитаемой и отождествлялась с мировым деревом: «Царицей германских лесов была вечнозелёная ель» [1, 20]. Именно здесь, у древних германцев, она и стала сначала новогодним, а позже — рождественским растительным символом. Среди германских народов издавна существовал обычай идти на Новый год в лес, где выбранное для обрядовой роли еловое дерево освещали свечами и украшали цветными тряпочками, после чего вблизи или вокруг него совершались соответствующие обряды. Со временем еловые деревца стали срубать и приносить в дом, где они устанавливались на столе. К деревцу прикрепляли зажжённые свечки, на него вешали яблоки и сахарные изделия. Возникновению культа ели как символа неумирающей природы способствовал её вечнозелёный покров, позволявший использовать её во время зимнего праздничного сезона, что явилось трансформацией издавна известного обычая украшать дома вечнозелёными растениями.