Культура, стремящаяся в никуда: критический анализ потребительских тенденций

Да и в 1990-е годы в России наблюдалось нечто похожее. При огромной банковской ставке бизнесмены, желающие расширить свой бизнес, не горели желанием брать кредиты в банке. Зато вместо банков появлялись бандиты, которые давали в долг под меньший процент и договаривались с бизнесменом, что он вернет деньги, например, через три года. Внезапно, по истечению гораздо меньшего времени, бандиты обращались к бизнесмену с требованием погасить долг и тем самым нарушали договоренность. Бизнесмен отдать деньги не мог, поэтому у него просто забирали бизнес. Схемы очень похожие. Федеральная резервная система США подсадила на кредитные долги как население Америки, так и другие страны. Переаккредитация закончилась, и кредиторы стали требовать возвращения долгов. Страны-должники, будучи не в состоянии расплатиться, в качестве компенсации обязуются отдавать свои природные ресурсы, «правильно» голосовать в ООН, позволять размещать американские базы на своей территории, всецело участвовать в «поддержке демократии» и т. д. При этом должник все равно остается должником, становясь эксплуатируемым кирпичиком расширяющейся глобальной империи.

Мировые кредиторы заинтересованы именно в невозврате кредита; им не нужны проценты, им необходимо лишить посредством кредита кредитуемую страну ее независимости. Процент постоянно повышается, страна берет все новые кредиты, и на каком-то этапе ее ВВП покрывает только возврат процентов, а не общую сумму долга. А государства, которые не хотят брать в долг, объявляются недемократическими. Если они вместо дальнейшего взятия кредитов объявляют о стратегии сокращения расходов, американцы призывают на основании данного сокращения оппозиционные ряды этих стран бороться с государственной тиранией и произволом; мол, вам сократили дотации и зарплаты, и вы не должны оставлять это без внимания. Правительство зажимается тисками: его решение отдать долг губительно, а решение сократить расходы крайне непопулярно. Особенно оно непопулярно тогда, когда с телеэкранов чиновники вещают о сокращении расходов и вместе с тем сами продолжают пользоваться крайне высокими потребительскими благами. Разворачивая против таких непослушных государств мощную агиткампанию, а также дестабилизируя их экономику, США вынуждают их опять брать в долг. Примечательно, как многие либералы призывают правительство брать в долг, считая, что эта процедура улучшает экономику. С подобным же успехом можно призывать к взятию в долг не правительство, а отдельного человека, говоря, что, мол, чем выше у тебя долг, тем большим доверием ты пользуешься со стороны инвесторов. Примерно этим и занимается потребительская индустрия, стимулирующая кредитоманию. Однако есть сомнения, что такие пропагандисты сами имеют личные долги на миллионы (пусть даже тысячи) рублей, да еще и гордятся ими.

При рассмотрении нынешнего кризиса прослеживается интересный парадокс: кризис начался в США, а доллар все равно растет. За американский по происхождению кризис расплачивается весь мир.

Хоть 3. Бауман предпочитает не усматривать за процессами «текучей современности» какую-то злую силу и некоего субъекта, хоть он, подобно многим современным философам и социологам, склонен постулировать некую неопределенную ответственность за последствия глобальных процессов, хоть он считает последствия глобализации непреднамеренными и непредусмотренными, многие положения его теории указывают на наличие субъекта глобализации. Согласно 3. Бауману, международному капиталу необходимы территориально маленькие экономически несамостоятельные слабые государства, не объединенные ни в какие блоки, вступающие на путь либерализации, облегчения сделок на рынках и ослабления налогового бремени. Именно они получают финансовую помощь от мировых банков и валютных фондов и функционируют в качестве местных полицейских участков, обеспечивающих порядок для глобального бизнеса и не порождающих опасений, что они станут препятствием для свободы международных компаний. Государства становятся судебными приставами и полномочными представителями сил, которые они не могут контролировать. Государственные движения в сторону экономических решений могут встречаться с быстрыми и яростными санкциями со стороны банков, бирж и финансовых рынков, желающих отстранить государства от экономики. Политическая экономия неопределенности, выраженная в отмене всяких правил, навязывается территориальным (местным) политическим властям мощью экстерриториального капитала, который стремится ограничить возможности правительств сдерживать свободу передвижения финансов и расчищает дорогу для надгосударственной глобальной власти — намного более сильной, чем локальные политические структуры. Мобильность капитала ослабляет национальную власть, отрывает ее от социальных обязательств и рычагов экономической политики, а также обеспечивает отрыв от ответственности самого глобального капитала. Степень экстерриториальности — главное мерило могущества в современном мире. Подрываются экономический, военный и культурный суверенитеты государств, и государства не могут эффективно защищать свою территорию и население от угроз. Освобожденная от политических сдержек и политического контроля экономика порождает углубляющийся разрыв между бедностью и богатством, стремительно обогащает одних и не менее стремительно исключает широкие круги населения из экономической сферы. Капитал способен перетекать из места в место и освобожден от обязанности возмещать убытки от своей деятельности на той или иной территории, которые бывают весьма ощутимы для проживающих в этой местности: это депопуляция, голод, уничтожение местного хозяйства, отчуждение от экономики огромного количества людей. Города становятся свалками проблем, имеющих не локальные, а глобальные корни. Капитал равнодушен и даже враждебен к тем, кого он использует. Он свободен от социальных обязанностей, в том числе по отношению к собственным служащим, а они теряют возможность оказывать на него сдерживающее влияние; в ином случае капитал вместо переговоров с бастующими работниками просто перетечет туда, где рабочая силу будет более покладистой и менее требовательной. Снятие ответственности — главное преимущество мобильного капитала. Капитал, ранее готовый задействовать масштабные круги трудящихся, сегодня заинтересован не в борьбе с безработицей, а, наоборот, в расширении безработицы, и вознаграждает сокращающие персонал и рабочие места компании, а правительствам предлагает отказаться от борьбы с безработицей, чтобы, мол, не препятствовать «гибкости рынка труда». Нормы прежней трудовой этики теряют функциональность. Даже тюрьмы существуют не для исправления заключенных, не для их социализации и возвращения к трудовой деятельности, а для нейтрализации части населения, которая не нужна как производитель и для которой нет работы; поэтому в тюрьмах перестают занимать заключенных трудом и обрекают их на полную неподвижность, которая является клеймом отверженности для «текучей современности». В исторической перспективе нет ничего, даже отдаленно напоминающего глобальную демократию и равенство. Если глобализация подрывает эффективность действий политических институтов, массовый отход людей от «большой политики» к узким проблемам повседневности не позволяет: создать модели коллективных действий, которые соответствовали бы по своим масштабам глобальной сети зависимостей и могли бы ей противостоять. Политическая фрагментация (раздробленность) и экономическая глобализация (синтез) не соперники, а союзники, стороны одного процесса — процесса перераспределения суверенитета, бедности и богатства, привилегий и лишений, власти и безвластия, свободы действий и ограничений в мировом масштабе, катализатором которого стал радикальный скачок в развитии связанных со скоростью технологии^[93].

Можно сказать, Бауман не пишет напрямую об экстерриториальной управляющей структуре вследствие некоей присущей ему осторожности, но эта структура все-таки просвечивает сквозь его повествование. Или же он специально отводит внимание читателя; недаром выпуск его книг финансируется фондом Сороса, книги издаются издательством «Весь Мир», которое является официальным дистрибьютером публикаций Всемирного банка и других международных организаций в РФ, а сам Бауман утверждает бесполезность действий, направленных на борьбу с происходящими глобальными тенденциями; эта медиа-инъекция является важной для делегитимации анти(альтер) — глобалистских мероприятий и самого движения в целом. Если деятельность социолога поддерживают организации глобального капитала, неудивительно, что социолог утверждает бессубъектность процессов той же поляризации в мире, голода, нищеты и т. д. Мол, оно само собой происходит, это веяние эпохи, никто здесь не виноват и вести борьбу не с кем. Бауман абсолютно прав при описании глобальных тенденций и стратегических целей экстерриториального капитала, он правомерно обвиняет экстерриториальный капитал в преступлениях. Но он проявляет абсолютное невежество, когда говорит о бессубъектной сущности капитала, о невозможности бороться с тем типом глобализации, который охватил мир, о возможности влиять только на некоторые локальные процессы, но не на глобальные. Работь: Баумана очень содержательны, в них дается хорошее описание устройства современных обществ и властных отношений, но нельзя сказать, что в них сосредоточена вся необходимая для адекватного осмысления мировых финансовых и властных процессов истина. В них опущена часть истины, которая вносит решающий вклад в объяснение сущностных особенностей глобального мира. Наполненной идео-логизмом, а не содержательностью, представляется не подкрепленная никакими аргументами фраза: «чем больше они [люди] «держатся друг друга», тем более «беззащитными перед глобальной бурей», но также и более беспомощными в решении локальных и, следовательно, своих собственных смыслов и идентичностей они обычно становятся — к вящей радости глобальных операторов, которым незачем опасаться беззащитных»^[94]. Совершенно неясно, как именно коллективность, а не индивидуализация, усугубляет беспомощность. Трудно также согласиться с тем, что пишет Бауман в одном месте своей «Глобализации»: будто государства начинают бороться с внутренней преступностью и превращаются в полицейские ради того, чтобы убедить глобальный капитал вложить средства в благосостояние своих граждан. Скорее наоборот, усиление полицейских функций государств происходит с подачки самого капитала, а не по инициативе правительств, желающих привлечь к себе капитал, который с удовольствием разорит страну, а не обогатит ее граждан.