Классное чтение: от горухщи до Гоголя

Дальше дела пошли еще хуже. Зачисленный в 1762 году рядовым в Преображенский полк, Державин несет тяжелую солдатскую службу: стоит в карауле, ходит на учения, выполняет хозяйственные работы, включая чистку канав и посыпание песком учебной площадки. Авторитет среди товарищей (ввиду предполагавшегося похода его избирают артельным казначеем) никак не способствует военной карьере.

Лишь через десять лет после личных просьб (больше за него хлопотать было некому) Державин получает первый офицерский чин капрала и из солдатской казармы попадает в дворянскую среду.

Начавшееся в 1773 году в родных державинских краях восстание Емельяна Пугачева резко изменило его жизнь. Понимая закономерность возмущения (причины его Державин видел в чиновничьих взяточничестве и притеснениях простого народа), Державин истово выполняет свой долг: смело, активно, умело борется с пугачевщиной. Он, если вспомнить пушкинскую «Капитанскую дочку», был честным воином Гриневым, а не изменником Швабриным. Однажды он едва не был захвачен отрядом во главе с самим Пугачевым. Его спасла резвая верховая лошадь, а кибитка с ружьями, пистолетами и слугой оказалась в руках преследователей.

После подавления восстания в карьере Державина произошел неожиданный поворот. В 1777 году он был – против воли – отправлен в отставку в чине статского советника с пожалованием 300 душ в Белоруссии. Но гражданская его карьера сложилась много удачнее военной. Вскоре он получил заметную должность в Сенате, затем был олонецким и тамбовским губернатором, потом снова служил в Петербурге, в том числе статс-секретарем императрицы Екатерины II, а окончил карьеру – уже при Александре I – в должности министра юстиции.

Державин служил честно и неистово: много работал; требовал строгого исполнения законов; помня о своих мытарствах в детстве и юности, всегда защищал слабых. «У меня в делах моих никакого секрета нет. Я все публично: и ссорюсь, и мирюсь», – писал он из Петрозаводска знакомому литератору (В. В. Капнисту, 29 апреля 1785 года).

Но как раз открытость и ревностность служения вели к постоянным конфликтам и породили представлении о неуживчивом характере Державина. Один из сослуживцев, узнав о назначении нового губернатора, пошутил: «Разве по его носу полезут черви, нежели Державин просидит долго губернатором». Действительно, как он мог просидеть долго, если о своем непосредственном начальнике в Тамбове позднее отзывался так: «Человек весьма слабый, или, попросту сказать, дурак, набитый барскою пышностию…»

Естественно, служебные взлеты Державина чередовались с падениями и опалой. Им бывали недовольны многие, в том числе Екатерина и Александр, его отрешали от должности и отдавали под суд.

В ответ на предложение нового императора Павла он мог ответить, что «он рад ему служить со всею ревностию, ежели Его Величеству угодно будет любить правду, как любил ее Петр Великий». Павел любил правду меньше, чем Петр, поэтому при его недолгом царствовании Державин был в опале.

Позднее он отказывался поддерживать уже одобренные Александром I законы, после чего император вынужден был сказать: «Как вы, Гаврила Романович, против моих указов идете в сенате и критикуете их; вместо того ваша должность подкреплять их и наблюдать о непременном исполнении». Отправляя Державина в отставку, Александр назвал удивительную причину: «Ты очень ревностно служишь». Оскорбленный Державин позднее написал в воспоминаниях: «Заботливая его и истиннопопечительная, как верного сына отечества, служба потоптана, так сказать, в грязи».

Служебные успехи не случайно совпали с ростом Державина-поэта. Державин оказался близок Ломоносову в одном отношении. Ломоносов соединял идеей служения науку и поэзию, Державин – поэзию и государственную деятельность.

«К началу восьмидесятых годов, когда Державин достиг довольно заметного положения в службе и стал выдвигаться в литературе, поэзия и служба сделались для него как бы двумя поприщами единого гражданского подвига» (В. Ф. Ходасевич. «Державин», 1931).

В первых произведениях Державин прямо подражал Ломоносову и поэтам его эпохи. Целый сундук с рукописями стихов и переводов он вынужден был сжечь в 1770 году, потому что он показался подозрительным солдатам остановившей его под Петербургом карантинной заставы.

Позднее он так оценивал свои ранние опыты: «Правила поэзии почерпал я из сочинений Тредьяковского, а в выражении и слоге старался подражать Ломоносову; но так как не имел его таланта, то это и не удавалось мне. Я хотел парить, но не мог постоянно выдерживать изящным подбором слов, свойственных одному Ломоносову, великолепия и пышности речи. Поэтому с 1779 г. избрал я совершенно особый путь ‹...›, причем наиболее подражал Горацию».

Державин как оригинальный поэт начинается с оды «Фелица» (1782), посвященной Екатерине II. Написанная в новом стиле, который заменил ломоносовские «великолепие и пышность» шутливой фамильярностью (поэт прославляет царицу за то, что она часто ходит пешком и ест «пищу самую простую», а подробно описанный свой образ жизни называет «развратным»), ода понравилась императрице и положила начало личным отношениям между ней и поэтом.

За первой одой последовали «Благодарность Фелице» (1783), знаменитая ода «Бог» (1780-1784), переведенная на несколько языков, включая японский, «Видение мурзы» (1783-1784), перелагавшая один из псалмов духовная ода «Властителям и судиям» (ок. 1780-1787), «Водопад» (1791-1794), «Приглашение к обеду» (1795), «Памятник» (1795), написанный на смерть А. В. Суворова замечательный «Снигирь» (1800), воображающий собственную смерть «Лебедь» (1804), изображающая собственную усадебную жизнь в имении Званка монументальная ода-поэма «Евгению. Жизнь Званская» (1807).

В новом XIX веке «старик Державин» доживал, подводил итоги. Уйдя в отставку, он почти прекратил писать стихи, зато увлекся драматургией, но его опыты в этом роде современники и историки дружно считают неудачными. Однако большое значение имеют два других его сочинения.

«Записки из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающие в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина» (1812) – оригинальная биография, поэт рассказывает о себе – но в третьем лице! По сути, это автобиографический «роман карьеры». Державин с гордостью повествует, как «Державин» «из ничтожества» поднялся к вершинам государственной власти и поэтической славы.

«Объяснения на сочинения Державина относительно темных мест, в них находящихся, собственных имен, иносказаний и двусмысленных речений, которых подлинная мысль автору токмо известна; также изъяснение картин, при них находящихся, и анекдоты, во время их сотворения случившиеся» (1812) – подробный комментарий к большинству произведений. Державин выступает здесь и как мемуарист, и как теоретик искусства, и как филолог, интерпретатор собственного творчества (профессиональные филологи не всегда с ним соглашаются).

Еще одним увлечением Державина стала «Беседа любителей русского слова». Открывшееся 14 марта 1811 года литературное общество собиралось в доме Державина на Фонтанке. (Материальным итогом жизни сына бедного офицера были две тысячи крепостных душ и два каменных дома в Петербурге; в том, где постоянно жил Державин, было около 60 жилых комнат.)

«Беседа…» воспринималась как общество литературных староверов-классицистов, ожесточенно полемизировавших со сторонниками литературного реформатора, сентименталиста Н. М. Карамзина. «Беседчики» делали из Державина оплот и знамя. Но сам поэт был шире этих предрассудков. Он мог угадать талант за пределами собственных пристрастий. Еще до Пушкина он пытался «передать лиру» В. А. Жуковскому.

Тебе в наследие, Жуковский,

Я ветху лиру отдаю;

А я над бездной гроба скользкой

Уж преклони чело стою.

(«Тебе в наследие, Жуковский…», 1808)

Он умер в своем имении Званка 8 июля 1816 года. На грифельной доске в его кабинете остались строчки, начертанные за два дня до смерти.