История русского романа. Том 2

Горький искал народную правду не в патриархальном прошлом, а в надвигающемся будущем, видел новую правду, которая нарождалась в условиях подъема пролетарского движения и подготовки революции. Из «троих» к этой правде наиболее приблизился Павел Грачев.

В то же время Горький не прошел мимо тех проблем, которые были поставлены Достоевским, а широко развернул в своем романе художественную полемику с религиозно — идеалистическими тенденциями Достоевского, как и Л. Толстого. В произведении Горького выступает целая группа носителей тех умонастроений, которые были этими писателями возведены в принцип народной правды.

Главным вдохновителем персонажей этого ряда является старый тряпичник Еремей, собирающий деньги на построение храма. Благостный старец выступает в ореоле любви к людям, всепрощения и веры в человека. «Человек — добро, он — Богоносец», [640] — говорил Еремей, варьируя формулу Достоевского. Речи этого проповедника проникнуты богословской софистикой: он твердит, что все свершается божьим промыслом, а человеку остается надеяться и спокойно терпеть гнет и страдания. Крайний вывод из наставлений деда Еремея делает самый ревностный его ученик, «ушибленный богом» Яков Филимонов: «… никто ни в чем не виноват!» (5, 243). Вопреки всему, что он видит в окружающей жизни, Яков делает из христианских предпосылок выводы в духе толстовства.

Сам Еремей и его последователи — дядя Ильи Терентий, покорный Яков — хотят «сотворить благо», отойдя от волчьей свалки в тихие обители, и готовы не замечать зла в жизни, не противиться ему активно. Полемизируя с пассивным псевдогуманизмом, Горький вскрывает в нем черты патриархальной «морали рабов». Попытки этих героев романа отойти в сторону, уклониться от борьбы не удаются. Этих приниженных людей используют в своих интересах хищники; пассивное противление превращается в подчинение. Не лишена иронии судьба самого «апостола»: умирающего старика обворовывает Петруха Филимонов, и деньги, собранные на храм, идут на покупку дома с трактиром. Тот же Петруха заставляет богобоязненного Терентия участвовать в ограблении тряпичника, а принципиального «непротивленца» и мечтателя Якова жестокими по боями приучает к «делу», и тот вместо желанной монастырской обители оказывается за трактирной стойкой. Не иронией, а грустью окрашен рассказ о плачевной судьбе Маши, которая безропотно претерпевает мучительства. Так, посредством проверки жизнью разоблачаются вредные следствия идей жертвенного страдания, смирения.

Полемика с религиозно — этической идеологией ведется в романе «Трое» не только в плане «практики», но и в сфере «теории»; полем битвы становится внутренний мир главного героя. Сызмальства привитая религиозность укрепляется у Ильи влиянием деда Еремея; юноше кажется, что в церкви рождается «единодушие» людей, которые очищаются от злых помыслов, испытывают приливы добрых чувств. Однако «долготерпение» бога, безнаказанность царящего повсюду зла постепенно подтачивают веру Лунева в справедливость господа и в самое его существование. Мучающий Раскольникова вопрос о преступлении и наказании пробуждает такую «диалектику души», которая, вырывая его из‑под власти «наполеонизма», приводит под сень креста. Илью эта «диалектика» направляет в другую сторону: освобождаясь от горячки карьеризма и индивидуалистических порывов, он вместе с тем изживает и свою религиозность. Теперь для него в небе «нет никого». Илья и даже Яков кончают отречением от тех идей и чувств, которые Достоевский считал неотъемлемым достоянием русского народа.

Автор «Троих» не только новаторски трактовал образ выходца из низов, поднимающегося вверх, но и разрушил выдвинутую Достоевским дилемму: буржуазная агрессия или христианское смирение.

К концу жизни Лунева его сознание все более возвышается над интересами личного преуспеяния; его не удовлетворяет собственное благополучие, в то время как жизнь сокрушает его бывших друзей. Обличения социалистки Софьи Медведевой заставляют Илью почувствовать паразитический характер своей деятельности торговца.

В исканиях выхода герой романа «Трое» так же беспомощен, как и Фома Гордеев. Луневу отчасти импонирует его приятель Грачев, связавший свою судьбу с рабочими, но повернуть на эту дорогу Илья уже не в состоянии, он еще слишком далек от пролетарского самосознания. Его пленяет та же мечта, которую лелеял Фома Гордеев: бросить все и уйти от «грязной суеты», бродить по земле. [641] Но жизнь праведного странника чужда, по существу, активному темпераменту, бунтарской натуре Ильи Лунева, равно как и Фомы Гордеева.

Если у героев Бальзака или Помяловского вместе с познанием низкой прозы буржуазного мира глохли ростки «идеальных» начал, то горьковский человек из народа сохраняет «душу живу», отказывается от своих «завоеваний», его протест разгорается и разрешается взрывом прорвавшихся высоких чувств. Признание Лунева в совершенном убийстве — не акт смирения и покаяния «гордого человека», как у Достоевского, но вызов мещанскому обществу, протест, бунт против него. Обличение Ильей мещан и чиновников на вечеринке Автономовых соответствует сцене обличения купцов Фомой Гордеевым.

В романе «Трое» человек из народа не рождается идеальным героем, как в произведениях Жорж Санд. Илья Лунев переживает внутреннюю драму «выдвиженца», поддавшегося капиталистическим веяниям. Но Горький утверждает веру в здоровые человеческие начала, сохраняющиеся в душе удачливого выходца из низов. Жизненный опыт разрушает буржуазные иллюзии индивидуалиста — накопителя. Он ощупью подходит к порогу коллективистского сознания, но не в силах сделать решающий шаг, не способен переродиться и кончает счеты с жизнью.

Будущее осталось закрытым для Ильи Лунева, как и для Фомы Гордеева. Но в обоих романах ощутима новая историческая сила — пролетариат, будущий освободитель людей из капиталистического плена.

В диспозиции действующих лиц, в фабуле романа судьба Павла Грачева не является генеральной линией, но в решении поставленных социальных проблем она приобретает исключительно важное значение. Этой линией автор указывает выход для человека народной массы — в слиянии с пролетарским коллективом, в освоении социалистических идей, в объединении угнетенных.

Сын ремесленника — одиночки, Грачев тернистой дорогой шел в ряды пролетариата. В беспокойной душе Павла рано пробудился пролетарский инстинкт. Он не раз убегал из дому, бродяжил, сидел за это в тюрьме, [642] выполнял тяя; елую работу. Он поступил на предприятие, где сблизился с рабочей средой. Павлу чужда мечта Лунева о спокойной, одинокой жизни владельца магазина. И когда Илья хочет дать Павлу деньги для обзаведения собственной мастерской, тот решительно отвергает это предложение, хочет остаться простым рабочим.

Большую роль в жизни Грачева сыграло общение с политическими ссыльными: они приучили его к чтению книг, расширили его социальный и культурный кругозор. При содействии Софьи Медведевой, убежденной демократки, связанной с рабочими, Павел вошел в социалистический кружок и окончательно понял, что вступил на верную дорогу, обрел истинную цель жизни.

В облике Павла подчеркнута активная романтика исканий, порывов в будущее, способность к большим человеческим чувствам, тяга к культуре и творчеству; он зачитывается поэзией, сам пишет и печатает стихи. Буржуазные писатели и публицисты начала XX века — вроде Филосо- фова, Мережковского — клеветнически утверждали, что рабочий класс по своей психологии близок к мещанству, заботится лишь о сытости, что у него отсутствуют высшие духовные стремления. Показательно, что у Горького один из его первых героев — пролетариев, напротив, наделен высокими моральными возможностями, неустанными идейными исканиями, выступает как один из будущих созидателей культуры. Павел Грачев принадлежит к тем людям народной массы, которые, по словам Ленина, просыпались для «исторического творчества». [643]