Быт русского народа. Святки. Масленица. Часть 7.

Иные разумеют под сею песнью смерть пожилым, а не замужним брак, но это неправильно: само содержание выражает богатство, а не смерть. Значение же золота и серебра употребляется в гадании вместо богатых женихов.

Подблюдные песни пели по произволу: иногда прежде девичьих игр и гаданий, а иногда после потех, которые состояли в плясках, рассказах, прибаутках, сказочках и наряжанье. Не было правила для веселья: все зависело от расположения духа гостей; но хозяин, чтобы более развеселить их, вводил в комнату наряженных шутов. Скоморохи выдумывали забавные наряды, чтобы порассмешить. Узкие брюки, треугольная бумажная шляпа с гусиным пером, длиннополый с широкими фалдами до пядей фрак, долгий нос, сухощавое лицо, ноги тонкие и высокие и брюхо, вдавшееся во внутрь тела, были изображением немцев. «Моя твоя ходили с низкими поклонами и ели траву». Другие шуты представляли в смешном виде и боярскую спесь, не в бровь, а прямо в глаз. В числе наряженных находились часто сами суженые, которые принимали на себя разнообразные виды. Слепые лазари, одетые в оборванное платье и с кием в руке, были суженые; они подходили к девушкам просить милостыню, стараясь рассмотреть их поближе; с намерением вступали с ними в сердечный разговор; жаловались на тягостную судьбу, бездомную жизнь. «Лазарь, бедный Лазарь, чего ты ищешь?» — спрашивала суженая. «Судьбы своей», — отвечал он. Сердце девушки сильно билось, когда она узнавала знакомый голос; гости старались открыть его, но приличие не допускало. Суженому дозволялось тешить гостей, а невестам отгадывать. Иногда неожиданно вбегала в комнату толпа переряженных мужчин и женщин: лица их окрашивались кирпичом и охрою, а иногда вымазывались сажею; на голове торчал предлинный бумажный колпак, разрисованный произвольными изображениями. Толпа начинала плясать и скакать. К ней принадлежали и неприглашенные гости.

Судя по разнообразию переряживаний, нельзя утвердительно сказать, какие из них были употребительнейшие. Говорят, что бука, коза, медведь, яга-баба, плясуны и дорожные люди употреблялись всего чаще. Бука наряжался всех забавнее: лицо его было обмазано сажею, голова обставлена рогами, уши обернуты лохмотьями, руки из соломы, ноги толстые и кривые, тело обвивалось чем-нибудь косматым, с привешенными бубенчиками; во рту он держал раскаленные уголья и из оного выпускал он дым. Коза шла за букою, одетая в вывороченный тулуп, и кричала «бя»; за нею неповоротливый, в лаптях медведь с палкою и ревел. Его вел литвин в своем народном платье; по его требованию медведь плясал и делал разные кривлянья. Яга-баба ехала в ступе, с костяными ногами, помелом заметала свой след и правила костылем. Зубы имела она черные и открытые, лицо старое, морщинистое; делала загадки и сама отгадывала. «Загадаю я загадку, красная девушка, отгадаешь — сбудется. Двое идут и двое несут, а сам треть поет». Или: «Два кольца водит один отец; кому на руку, тому всему конец. Не отгадала, красная девица! Венчание, красавица-душа, венчание!» Загадаю еще загадку: «Под лесом, лесом, пестрые колеса висят; девиц украшают, молодцов дразнят. — Не отгадала? Серьги. Еще загадаю загадку:

Загадки применялись к месту и обстоятельствам. Яга-баба [42] высказывая двусмысленно свои загадки, обращала их преимущественно на семейные дома. Если она замечала в них какие-либо недостатки или пороки, то никого не щадила. Яга-баба всегда ловко отделывалась от вопросов. Молодые люди подступали к ней и спрашивали: «Яга-баба, костяная нога! отчего болит голова?» — «Оттого, что болит сердце», — отвечала она. Ее дергали за косу и смеялись над нею.