РЕЛИГИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ

Мессианизм был очень сильно распространен среди евреев. Часть евреев, правда, увлеклась идеями мирскими, светскими идеями, идеями греческого типа, многие священники принадлежали к партии саддукеев [79] и эллинистов. Кроме них были представители еврейства чисто метафизического, это так называемые фарисеи [80]. Самая сущность их религии была метафизическая в нашем понимании этого слова, они верили в загробную жизнь и в воздаяние на том свете. Те, кто исполняет законы Моисея, чтит Моисея, те сейчас же после смерти будут участниками божьего блаженства, а тот человек, который этого не делает, тот явится жертвой соответственных адов. Наконец, среди евреев было еще особое направление, так называемые зелоты и эбиониты [81], которые часто носят название пазареев [82], помазанников, христов. Отсюда позаимствовано и имя Христос. Эти назареи были людьми аскетизма, они постились, они носили одежды преимущественно скотоводческого типа, они гнали от себя все, что происходило от греческой культуры, они старались жить главным образом в пустыне и вести такой образ жизни, каким жили предки, которые имели общение с Иеговой, как они полагали, и поэтому–то они отказывались, отрицали, как я уже сказал, все блага тогдашней культуры и говорили: «Мы хотим жить, как жили наши предки, чтя Иегову, в пустыне, питаясь акридами и диким медом, ходить в рубище, в грубых одеждах, — вот наша настоящая жизнь». По–видимому, типичным образом для назареев является образ Иоанна Крестителя [83]. В нем мы видим как раз все эти своеобразные черты.

Из учения Иоанна Крестителя мы видим, кто такие были назареи. Мы знаем, какими филиппиками разражается он против богачей, против фарисеев, против законников. Он требует того же, чего требовали и прежние пророки, он требует справедливости, он говорит постоянно то же, что говорил и Исаия: «Я не есть тот, который будет спасителем, но я его пророк и пришел приготовить ему путь. И путь этот есть путь равенства. И горы и долы уравняются, и первые и последние будут иметь ту же участь».

Существовал ли Иоанн Креститель, мы не знаем, но подобных ему было немало, это был тип. Такие проповедники создавали настроение, из которого развивалось первоначальное христианство.

Мы не имеем прямых следов в истории и прямых указаний на то, что личность Иисуса Христа существовала как историческая. Может быть, и был какой–нибудь Иисус, один из такого рода проповедников, внешние события жизни которого, может быть, напоминали в некоторой степени то, что пророки прорицали. Но более возможно, что евангелия в изложении событий просто следуют описаниям пророков. Впервые учение, приписанное Христу, появилось не ранее как через 60—70 лет после предполагаемой даты его смерти. Ни один ученик его непосредственно ничего не написал, а его учение могло быть записано теми людьми, которые слышали его уже от его учеников. Учение это до такой степени напоминает многие другие учения того времени, что по существу является сборником изречений и притч, напоминающих отчасти левое крыло фарисеев, отчасти одну секту, о которой я буду еще говорить. Левое крыло фарисеев, из которых некоторые имена нам известны, например, Гамалиил, учитель Павла, говорил почти то, что говорил Христос, — возлюби ближнего, как самого себя; Гиллель задолго до Христа жил и учил именно в духе Христа; у него выполнение обрядов, соблюдение всего свода законов, всего того, чего требует позднейший узкий талмудизм, не играло роли, а играла роль внутренняя духовная сторона. Суть дела в чем заключается? — В любви и справедливости!

Были, конечно, фарисеи и другого типа, против которых восставали и Иоанн Креститель и евангелия.

Другая секта, секта ессеев [84], не была чисто еврейской: тут отразились учения греков, а может быть, и индусских мистиков. Ессейская секта покоилась на вере в бессмертие духа и искупление, т. е. на том, о чем я говорил прошлый раз, когда касался религии Элевзиса. Подобного рода учения об искуплении за грехи, освобождении духа от земного тела и вознесении этого духа к богу были восприняты целым рядом демократических мировоззрений. Во всех тех местах, где демократия отчаялась в счастье на земле, она. стала проникаться идеей чрезвычайно строгого аскетизма, стала презирать тело. Она страдала на земле, видела только плохое, и отсюда выросла идея, что не может быть радости на земле. Земля — это комок грязи, где царит князь мира сего, т. е. сатана. Явилась даже мысль, что мир этот создан сатаной, а не богом. Очень–де может быть, что дух тут сидит в плену, может быть, это преступные души или, может быть, это падшие ангелы, которые за гордость были посажены в тюрьму, т. о. в тело. И чтобы освободить душу из этой темницы, нужно это тело истязать, бичевать, но нельзя путем убийства своего тела получить освобождение. Это так же, как и в индусской религии. Нужно проводить жизнь в аскетизме, в молитве и посте, но не разнеживать тело, нужно убивать псе явления телесной радости.

Это учение распространилось среди части бедноты. Ессеп устраивали общины, коммуны бедных, которые создавались, с тем чтобы сообща работать, сообща собирать милостыню. Таковы были ессейскио полусоциалистические коммуны, где не было никакой собственности, где частная собственность объявлялась грехом. Всякий предмет, всякая вещь ценилась ими лишь постольку, поскольку она необходима для того, чтобы поддерживать жизнь. Это было полное общежитие, в котором уже, если кто–либо скажет — это мое — считалось грехом.

Вот из пересечения этих линий, линии ессейской и линии фарисеев, назароев, и сложились все элементы первоначального христианства. Христианство первой формации состояло именно из этих элементов, и не нужно было пришествия личного Христа, чтобы появилось христианство, потому что все эти элементы были налицо. Они–то и сведены в так называемые евангелия. Евангелие — это книга, которая относится к позднейшему времени, причем нужно сказать, что четвертое евангелие противоположно трем первым, иначе рисует жизнь Христа, не так, как три первые, рисует смерть его, иначе, чем три первые, передает и учение Христа.

Если мы критически рассмотрим Христа по евангелиям, то увидим в них двух разных Христов.

Это объясняется тем, что не имелось никакого точного исторического материала, а изображали его так, как рисовала легенда, потому и не сводились концы с концами. Иисус был образ того бедняка, который, родившись в последней провинции Галилее, в последнем городе Назарете*, у последнего человека — плотника, ходил босым, окружен был одними рыбарями и мытарями, т. о. людьми самого бедного положения или людьми самого презренного положения в обществе. Он был другом проституток, другом разбойников, он был настоящим другом «последних»: он проповедовал, что последние будут первыми; в конце концов, книжники и фарисеи, которых он громил, которым он предсказывал гибель, сговорившись с властями в Риме, убили его. Затем, как сказано Исаией, он воскрес. Исполнилось то, что было сказано — он воскреснет в третий день в сядет одесную бога.

Этот город, по–видимому, никогда не существовал.

Ну, а дальше? Пришло сейчас же божье царство, царство правды на земле? Разбиты богачи? Нет, но оно скоро придет, вот, может быть, в эту полночь придет, не сказано, когда, мы не знаем, когда придет жених, и поэтому нужно его ежечасно ждать. Поэтому нужно жить по–новому, не нужно собирать никаких сокровищ на земле, не нужно работать, чтобы получить какие–нибудь результаты для будущего, нет, нужно жить так, чтобы только как–нибудь перебиться до тех пор, пока придет, наконец, царство божье, которого надо ждать со дня на день.

Второй раз Христос появится уже не бедняком, не в изодранном хитоне, не изгнанным, не оплеванным, не распятым, а во всей славе, во всем величии. Перед его пришествием загремят трубы, от которых распадутся троны, небесные звезды попадают, и земля загорится, и сбудется тогда предсказанное — настанет царство бедных. Он сейчас же пошлет в тюрьму вечную, на вечные мучения тех, кто был врагом бедняков, а бедняков и всех величайших пророков, которые жили в пустыне по слову божьему, возьмет в рай, на лоно Авраамово. И когда богач в аду взмолится и скажет бедному Лазарю: «Сбрось мне сюда вниз только каплю воды», Авраам скажет Лазарю: «Нельзя, сын мой, между богачом и вами, праведными, — пропасть».