Уравнение Шекспира, или «Гамлет», которго мы не читали

Если уравнивание богини Фортуны и королевы Гертрад кажется неубедительным, то приведем дополнительное свидетельство из версии Горацио. Свидетельствует Розенкранц (II,3, пер. Лозинского):

…Кончина государя

Не одинока, но влечет в пучину

Все, что вблизи: то как бы колесо,

Поставленное на вершине горной,

К чьим мощным спицам тысячи предметов

Прикреплены; когда оно падет,

Малейший из придатков будет схвачен

Грозой крушенья.

Чуть выше мы уже читали о Колесе Фортуны, которое в монологе Энея автор этого монолога требует низринуть с холма небес. В пьесе этот символ судьбы и цикличности удачи прямо связан с королевской властью, которая может вознести, а может низринуть. Если же падет само, то и все, им возвышенные, рискуют потерять свое положение. Таким образом, Фортуна как Гертрад определяется в монологе Энея без особых трудностей.

Вернемся к оппонентке Фортуны Гекубе. В монологе ей дается характеристика The mobled Queene, что по Лозинскому означает «жалкая царица». (В современной редакции стоит nobled – благородная) Вообще-то moble переводится как закутанный, обернутый – и далее это подтверждается словами о простыне. Но есть еще слово mobile, означающее простонародье – и поначалу кажется, в данном контексте оно неприменимо. Однако посмотрим на строку, которая у Лозинского выглядит как «лоскут накинут На венценосное чело». Вот оригинал:

a clout vppon that head Where late the Diadem stood

(лоскут поверх той головы, на которой недавно была корона).

Если здесь и говорится о венценосности, то в прошедшем времени. Вот и получается, что The mobled Queene можно воспринимать как игру слов – закутанная/развенчанная королева. Ну и, конечно, mobilis (лат.) – подвижная, бегущая или чувствительная, капризная, королева.

И эта игра слов нравится Полонию. «Это хорошо» – комментирует он. Самое время вспомнить о его поведении во время монолога и задуматься – отчего Гамлет заставил актера читать при Полонии. Помните, как Полоний во время рассказа о Гекубе не выдерживает и прерывает актера примечательной фразой:

1560-1 Looke where he has not turnd his cullour, and has teares in's ]eyes, prethee no more.

(Смотри, его цвет к нему не возвращается /по-русски – он изменился в лице – И. Ф./, и слезы на глазах, прошу тебя, не надо продолжать.)

В отличие от поздних редакций, Полоний у Шекспира просит актера через запятую, то есть он обращается именно к актеру с предложением посмотреть на того, кто плачет, и прекратить монолог. Да и не будет Полоний заботиться о нервной системе профессионального лицедея. Думаю, теперь понятно, кому тут же отвечает Гамлет: «Хорошо, ты мне доскажешь остальное потом». Конечно не актеру, чей монолог он знает наизусть. На что вся эта ситуация указывает? На то, что Полоний либо знает об этих событиях, либо сам принимал в них участие.

В завершение эпизода Гамлет рекомендует Полонию хорошо принять актеров, «потому что они – обзор и краткие летописи века». В свете последних событий, как мы уже видим, это не просто слова.

Итог очередного отрывка. Оказывается, легенда Горацио о честной битве старого Гамлета со старым Фортинбрассом – всего лишь дезинформация. На самом деле Фортинбрасс убит подло, а самое главное то, что в момент налета на дворец Норвежца королева Гекуба-Фортинбрасс родила двоих мальчиков-близнецов – и принц Гамлет не может равнодушно слушать о разорении гнезда Фортинбрассов – на его глаза наворачиваются слезы. Он явно имеет самое прямое отношение к этим событиям, случившимся, между прочим (как мы помним из сцены на кладбище) в день его рождения. Так чей же сын Гамлет? Вряд ли королевы Гертрад, – она сама выступает в монологе актера под маской Фортуны, ответственной за гибель Приама-Фортинбрасса. На основании монолога Энея мы предполагаем, что Гамлет – один из близнецов, рожденных Гекубой-Фортинбрасс в тот самый день, когда Пирр-король Гамлет подло убил Приама-короля Фортинбрасса.

VII. ЧТО ЗНАЕТ О ГАМЛЕТЕ ДРУГ ГОРАЦИО

И ОТКУДА БЛЮДО У ВЕРБЛЮДА?

Третий акт, сцена первая. Самый известный монолог Гамлета – «Быть или не быть...» прерывается приходом Офелии. Несколько начальных фраз их диалога вполне дружелюбны – во всяком случае, вежливы. Но ямб обрывается прозой так, будто сюда вклинивается совсем другой разговор, в котором Гамлет довольно грубо реагирует на неизвестные нам предыдущие слова Офелии:

1758 Ham. Ha, ha, are you honest.

(Ха-ха, вы честны/ добродетельны/ целомудренны.)

Далее идет разговор о несовместимости красоты и добродетели, Гамлет говорит Офелии, что когда-то любил ее, затем опровергает это признание и тут же советует ей to a Nunry goe (уйти в монастырь), чтобы не плодить грешников. Nunry означает также эвфемизм девичья обитель в значении публичный дом. Гамлет прямо обвиняет Офелию: «...make your wantonnes ignorance...» (представляете ваше распутство неведением), и прямо угрожает, что в случае ее замужества она not escape calumny (не избежит обвинений).

Во второй сцене Гамлет перед спектаклем «Мышеловка» дает указания актерам, и они уходят готовиться. А мы в это время обратим внимание на нижеследующий поэтический кусок. Гамлет зовет Горацио и сразу огорошивает его признанием:

1904-5 Horatio, thou art een as iust a man

As ere my conuersation copt withal

(Горацио, ты лучший из людей,

С которыми случалось мне сходиться).

Высказывание отнюдь не так прозрачно, как его представил Лозинский, хотя первый смысл передан достаточно точно.

Второй допустимый вариант разберем пословно. «Горацио, ты есть соглядатай/наблюдатель (een означает по-шотландски «глаза», но в современных редакциях превращено в e'en = even – как раз, именно, – тем самым дублируя следующее iust) именно тот из людей (iust a man), который в самом начале (ere) с моими неофициальными переговорами (my conuersation) справился/боролся(copt=copеd)».

Итак, выходит, что Горацио – великолепный соглядатай, знающий что-то о неких закулисных переговорах Гамлета – и не только знающий, но и совладавший с ними. Слово conuersation означает еще и (уст.) прелюбодеяние, половую связь.

Важно и то, что весь этот почти монолог принца – сплошное восхваление поэтическим Гамлетом (пером Горацио-автора!) поэтического Горацио-героя! Ей-богу, это как-то неэтично и вселяет подозрения, что Горацио-автор хочет представить Горацио-героя (да еще и устами Гамлета) в самом выгодном свете. Все это (и дальнейшее) заставляет нас внимательнее отнестись к стихотворной линии – как мы уже заподозрили ранее, там не все так просто, и ее автор Горацио вовсе не беспристрастный наблюдатель, каким кажется – у него есть свои интересы в том деле, которое мы расследуем.

И действительно, далее «поэтический» Гамлет всячески расхваливает Горацио, упомянув, что он – «A man that Fortunes buffets and rewards Hast tane with equall thanks» (человек, который удары и награды Фортуны приемлет с одинаковой благодарностью), но, при этом он вовсе не «a pype for Fortunes finger» (дудка в пальцах у Фортуны). Опять эта Фортуна (Гертрад?), к которой имеет отношение и Горацио, но, судя по стихам, он не раб ее, – в этом, во всяком случае, читателя хочет уверить Горацио-автор. Создается ощущение, что Горацио, рассказывающий Фортинбрассу о том, как все произошло, выставляет себя самым близким и верным другом принца Гамлета (как и привык думать читатель). Об этом говорит и следующее «признание» Гамлета: