Эротическая утопия: новое религиозное сознание и fin de siecle в России
Эротическая утопия: новое религиозное сознание и fin de siecle в России читать книгу онлайн
В книге известного литературоведа и культуролога, профессора Калифорнийского университета в Беркли (США) Ольги Матич исследуется явление, известное как "русский духовный ренессанс", в рамках которого плеяда визионеров-утопистов вознамерилась преобразить жизнь. Как истинные дети fin de siecle - эпохи, захватившей в России конец XIX и начало XX века, - они были подвержены страху вырождения, пропуская свои декадентские тревоги и утопические надежды, а также эротические эксперименты сквозь призму апокалиптического видения. Это мироощущение воплотилось в новаторских художественных и жизненных практиках В.Соловьева, 3.Гиппиус, А.Блока, А.Белого и В.Розанова и было обусловлено попытками преодолеть эпохальный кризис.Авторизованный перевод Erotic Utopia: The Decadent Imagination in Russia’s Fin de Si?cle, опубликованной Wisconsin University Press в 2005 г., с добавлением новой главы.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
223
Соловьев B. C. Смысл любви. Т. 7. С. 20.
224
Как я указывала во вступлении, опасение, что утопические проекты угрожали институту семьи, шли еще от предыдущего поколения: публикация «Что делать?» Чернышевского в 1863 г. была встречена похожими опасениями со стороны Афанасия Фета и Василия Боткина, вопрошавших, «предполагаются ли дети» в утопии Чернышевского, где подразумевалось, что его проект возвещал конец роду человеческому. См.: Рейфман П. С. Предполагаются ли дети? // Труды по русской и славянской филологии 14 [= Ученые записки Тартуского государственного университета 245]. С. 357–363.
225
Соловьев B. C. Оправдание добра. Т. 8. С. 80.
226
Там же. С. 146–148.
227
Соловьев пишет: «В генитальном акте воплощается бесконечность природного процесса, и, стыдясь этого акта, человек отвергает саму эту бесконечность как недостойную себя. Недостойно человека быть только средством, или орудием, природного процесса, в котором слепая сила жизни увековечивает себя на счет рождающих и гибнущих особей, поочередно вымещающих друг друга. Человек, как нравственное существо, не хочет повиноваться этому природному закону вымещения поколений, закону вечной смерти, он не хочет быть вымещающим и вымещаемым, он ощущает, сначала смутно, и потребность, и способность вместить в себе самом всю полноту вечной жизни» (Там же. С. 167).
228
См. письмо от 28 апреля 1903 г. в: Андрей Белый и Александр Блок: Переписка 1903–1919. Ред. А. В. Лавров. М.: Прогресс, 2001. С. 61. 9 мая Белый благодарит Блока за эту «честь» и пишет, что надеется к свадьбе вернуться из поездки с отцом по Кавказу, но чтобы Блок не рассчитывал на него (С. 62).
229
Вместо Белого в этой роли выступил друг одного из братьев Любови Дмитриевны граф Александр Розвадовский, молодой католик, мистик, вскоре ставший монахом.
230
В книге «На рубеже двух столетий» (М.: Художественная литература, 1989) Белый подробно описывает пересечения жизней, своей и Блока, в родовых имениях в Клинском уезде. Их объединяла также Николаевская железная дорога: «Район Николаевской железной дороги — сколькие из детей “рубежа”, позднее встретившихся, проводили детство рядом: под Крюковом рос мой друг С. М. Соловьев; около Поворовки живал другой друг, A. C. Петровский; около Подсолнечной — Блок; около Клина — я» (С. 163).
231
Родители Сергея Соловьева умерли практически одновременно, когда он учился в старших классах школы. Через несколько лет у него начались приступы серьезной психической болезни, от которой он страдал до конца жизни и помещался в лечебницу. В 1930–х его лечащий врач сделала о нем доклад на конференции психиатров, в котором продемонстрировала его лично как характерный пример больного наследственным психическим заболеванием, представила его родословную и разделила членов семьи на больных психическими заболеваниями и не подверженных таковым (цитируется в: Лавров A. B. Продолжатель рода — Сергей Соловьев //
С. Соловьев. Воспоминания. М.: НЛО, 2003. С. 30). Сам Соловьев писал в мемуарах, что болезненность и вырождение одних членов семьи компенсировали талант других (С. 73), как будто вырождение и талант существуют в отношениях дополнительной дистрибуции. В 1916 г. Соловьев стал священником Русской православной церкви, а несколько лет спустя обратился в католичество.
232
Заказанный из Москвы букет не прибыл вовремя (Бекетова М. А. Воспоминания об Александре Блоке. М.: Правда, 1990. С. 63).
233
Бекетова М. А. Воспоминания об Александре Блоке. С. 63–65. См. также: Соловьев С. М. Воспоминания об Александре Блоке // Воспоминания. С. 388–389.
234
Мифологизированный взгляд Сергея Соловьева на эту свадьбу, как он описан в мемуарах Белого, и сексуальная озабоченность Блока в связи со свадьбой, отразившаяся в его дневниках, отсылают к мифологеме власти отца. Хватит ли жениху фаллической силы, чтобы заколоть патриархального дракона? Мистическое видение Сережи обращалось к отцу Любови Дмитриевны, Дмитрию Менделееву, которого он описывал Белому стихом из своей поэзии. Менделеев представлялся ему «темным хаосом», сопровождающим «светлую дочь» к алтарю (Белый А. Воспоминания о Блоке // О Блоке. Под ред. A. B. Лаврова. М.: Автограф, 1997. С. 53. Далее ссылки на это издание приводятся непосредственно в тексте). Белый приукрашивает рассказ друга изображением знаменитого химика, «подслушавшего] ритмы материи и начертавш[его] пред миром симфонию из атомных весов». Он разоблачает хтоническую энергию отца, описывая слезы, которые тот проливал на свадьбе дочери. В этой детали проявлялось нежелание расставаться с самым ценным своим сокровищем. На свадьбе Блока, пишет Белый, должна была присутствовать такая фигура, как Менделеев (С. 53). Сюжет о пленной деве, томящейся у дракона, воплощающего силы Земли, служит мифологическим подтекстом этой истории о треугольнике отца, дочери и жениха. В мифе юный победитель дракона освобождает ее из лап земного отца, чтобы забрать ее в свое сказочное королевство, где он, в свою очередь, овладевает ею.
235
Смерть Блока положила начало публикации множества воспоминаний членов семьи и современников. Самые подробные и ценные семейные мемуары принадлежат перу его тети, М. А. Бекетовой, и тоже вышли в 1922 г. З. Н. Гиппиус, Вл. Пяст, Г. И. Чулков, В. А. Зоргенфрей и другие тоже опубликовали свои воспоминания в первой половине 1920–х гг.
236
О мемуарах Белого, в том числе о Блоке, см.: Флейшман Л. C. Мемуары Белого // Andrey Bely: Spirit of Symbolism, ed. John. E. Malmstad. Ithaca, N. Y.: Cornell University Press, 1987. P. 216–241. В знаменитой мемуарной трилогии Белого, особенно в третьем томе, «Между двух революций» (1935), Блок изображается в мрачных, гротескных тонах.
237
См. об Аргонавтах: Лавров A. B. Андрей Белый и мифотворчество Аргонавтов // Creating Life: The Aesthetic Utopia of Russian Modernism, ed. I. Papemoand J. Delaney Grossman. Stanford, Calif.: Stanford University Press,
1994. P. 83–121.
238
Белый А. На рубеже двух столетий. C. 358.
239
Блок A. A. Искусство и революция (По поводу творения Рихарда Вагнера) // Собрание сочинений в восьми томах. М.; Л.: Художественная литература, 1960–1963. Т. 6. С. 23. В дальнейшем все ссылки на произведения Блока приводятся по этому изданию. О конце расы см.: Нордау М. Вырождение. С. 23.
240
О сизигии см. Главу 2 наст, издания, раздел «Целомудрен ли андрогин?».
241
Белый вчитывает в поведение молодых блоковцев подражание жизни Соловьева. Например, он интерпретирует исчезновение Сергея из Шахматова одним летним вечером 1905 г. — когда тот просто ушел — как повторение путешествия Владимира Соловьева в египетскую пустыню на встречу с Софией (Белый А. Между двух революций. Ред. A. B. Лавров. М.: Художественная литература, 1990. С. 454).
