Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918

Несмотря на все свое недоверие, послы союзников не захотели с порога отбрасывать предложения советской стороны. После многочисленных консультаций со своими правительствами и с Троцким они 3 апреля достигли взаимопонимания на следующих принципах: 1) страны Четверного согласия (за исключением Соединенных Штатов, отказавшихся принимать в этом участие) будут оказывать помощь в деле организации Красной Армии при условии, что Москва пойдет на восстановление в армии дисциплины и, в частности, введет смертную казнь; 2) советское правительство даст согласие на высадку японцев на территории России: японские войска, соединенные с частями других союзных стран, посланными из Европы, образуют международные вооруженные силы для борьбы с Германией; 3) части союзников займут Мурманск и Архангельск; 4) страны Четверного согласия воздержатся от вмешательства во внутренние дела России*.

* Noulens J. Mon Ambassade en Russie Sovietique. V. 2. Paris, 1933. P. 57—58; Hogenhuis-Seliverstoff A. Les Relations Franco-Sovietiques, 1917—1924. Paris, 1981. P. 59. Нуланс хотел еще поставить условием, чтобы граждане страны. Четверного согласия пользовались в России «такими же льготами, преимуществами и компенсациями», какие получили по Брестскому договору немцы, но ему пришлось отказаться от этого требования (Hogenhuis-Seliverstoff. Les Relations. P. 59).

Пока шли эти переговоры, 4 апреля японцы высадили небольшой экспедиционный корпус во Владивостоке. По официальной версии, это делалось для защиты японских граждан, двое из которых были там незадолго перед этим убиты. Однако все ясно понимали, что подлинная цель японцев состояла в захвате российского Приморья. По мнению русских военных специалистов, развал транспорта и распад гражданской власти в Сибири не позволяли сотням тысяч японских солдат с необходимым в данном случае огромным тыловым обеспечением перебраться с Дальнего Востока в европейскую часть России. Но союзники настаивали на осуществлении этого плана, обещая разбавить японские экспедиционные силы французскими, английскими и чехословацкими частями.

В начале июня англичане высадили 1200 дополнительных эскадронов в Мурманске и 100 в Архангельске.

Ленин не оставлял надежды получить, помимо французской военной помощи, экономическую помощь из Америки. Соединенные Штаты сохранили дружелюбное отношение к России даже после ратификации Брестского договора. Как отмечал Государственный департамент в своей ноте Японии,

США продолжали считать Россию и ее народ «друзьями и союзниками в борьбе с общим врагом», несмотря на то, что не признали ее правительства²⁵. В другой связи Вашингтон заявил, что, невзирая на «все невзгоды и страдания», которые принесла русская революция, он испытывает к ней «величайшую симпатию»²⁶. Желая узнать, что конкретно означают эти заверения, Ленин 3 апреля вновь попросил Р.Робинса обсудить со своим правительством вопрос о возможном «сотрудничестве» в экономической области²⁷. В середине мая он вручил ему ноту для Вашингтона, в которой говорилось, что Соединенные Штаты могли бы занять место Германии, став для России основным поставщиком промышленного оборудования²⁸. Но, в отличие от немецких деловых кругов, американцы не выказали к этому интереса.

Трудно сказать, как далеко могло зайти сотрудничество большевиков со странами Четверного согласия, и даже насколько серьезными были их намерения. Зная, что немцы следят за каждым их шагом, большевики вполне могли вести все эти переговоры с единственной целью заставить Германию соблюдать условия Брестского договора из опасения, что Россия окажется в руках у Четверного согласия. Как бы то ни было, немцы обратились к большевикам с заверениями, что не имеют по отношению к ним никаких враждебных намерений. В апреле Россия и Германия обменялись дипломатическими миссиями и вели подготовку к заключению торгового соглашения. В середине мая Берлин отказался от жесткой политической линии, проводимой генералами, и уведомил Москву, что не будет более осуществлять захват русских территорий. В речи, произнесенной 14 мая, Ленин публично подтвердил, что получил эти заверения. Так начался процесс сближения России с Германией. «Когда в ходе развития русско-германских отношений обнаружилось, что Германия не имеет намерения свергать режим [большевиков], Троцкий отказался» от идеи получения помощи от Четверного согласия*. С этого момента отношения большевиков со странами Четверного согласия резко ухудшились и Москва стала входить в орбиту Германской империи, которая, казалось, собиралась выйти из войны победителем.

* Baumgart W. Deutshe Ostpolitik, 1918. Vienna; Munich, 1966. S. 49. Огенуи-Селиверстова совершенно неправа, утверждая (Les Relations. P. 60), что намечающиеся контакты Четверного согласия с Москвой намеренно «порвал» Нуланс, дав в конце апреля якобы бестактное газетное интервью, в котором оправдывал высадку японцев во Владивостоке. Большевики не были настолько обидчивы.

Потерпев неудачу в переговорах с Москвой, посольства стран Четверного согласия в России вынуждены были довольствоваться случайными контактами с дружелюбно настроенными к ним оппозиционными группами. Нуланс, проявлявший в этом отношении наибольшую активность, считал, как и его немецкий соперник Мирбах, что русские глупы и пассивны и только и ждут, когда их освободят иностранцы. Русская «буржуазия» удивила его своей полной безынициативностью³⁰.

* * *

Во второй половине апреля 1918 года Россия и Германия обменялись посольствами: А.А.Иоффе отправился в Берлин, а в Москву прибыл В. фон Мирбах. Немецкая миссия была первой, получившей аккредитацию в большевистской России. К большому удивлению ее сотрудников, охрану поезда, на котором они прибыли, несли латыши. Как писал один из немецких дипломатов, москвичи приняли их необыкновенно тепло: он подумал, что ни одного победителя нигде прежде так не встречали³¹.

Глава миссии граф Мирбах, профессиональный дипломат сорока семи лет, был весьма искушен в русских делах. В 1908—1911 годы он был советником посольства Германии в Санкт-Петербурге, а в декабре 1917-го возглавлял миссию в Петрограде. Он происходил из богатой аристократической католической прусской семьи*. Как дипломат старой школы, он был отстранен от дел, поскольку некоторые его коллеги считали, что «граф рококо» не сможет общаться с революционерами, но, благодаря своему такту и самообладанию, вновь завоевал доверие министерства иностранных дел.

* О нем см.: Joost W. Botshafter bei den roten Zaren. Vienna, 1967. S. 17—63. Впрочем, этот источник не слишком надежен.

Его правой рукой был тридцатишестилетний философ Курт Рицлер, также не первый раз сталкивающийся с русскими делами*. В 1915 году он принимал участие в неудавшейся попытке Парвуса привлечь к сотрудничеству Ленина.

* Его архив был издан Карлом Дитрихом Эрдманном: Kurt Rietzier: Tagebucher. Aufsatze. Dokumente. Gottingen, 1973. Это издание, однако, подверглось критике со стороны ряда немецких ученых, утверждавших, что оно, будто бы, грешит вольностями в обращении с текстами (см.: Jarausch K.N. // SR. 1972. V. 31. N 2. Р. 381-398).

В 1917 году, работая в Стокгольме, был главным связующим звеном между правительством Германии и агентами Ленина, которым выдавал субсидии для переезда в Россию из так называемого фонда Рицлера. Считается, что он помогал большевикам в осуществлении Октябрьского переворота, хотя роль его в этом не очень ясна. Как и многие его соотечественники, он приветствовал переворот как «чудо», которое спасет Германию. В Бресте он настаивал на необходимости примирения. По темпераменту, однако, он был пессимист и считал, что Европа обречена, независимо от того, кто выиграет войну.