Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы

Конечно, такая ситуация не могла оказаться устойчивой. Неизбежно начались бы трения, а потом и кровопролитная война. В Англии на несколько поколений (а то и веков) воцарилась бы анархия.

У шекспировской публики план разделения Англии на три части должен был вызвать негодование. Если до этого момента она следила за Хотспером с одобрением, восхищаясь его смелостью и удалью, то теперь с этим покончено. Шекспир исподволь помогает зрителю расстаться с иллюзиями, заставляя Хотспера действовать в этой сцене по-мальчишески.

Мортимер и Глендаур переходят к следующему вопросу повестки дня — обсуждению того, где и когда встретятся союзные армии, чтобы выступить против короля единым фронтом, но Хотспер продолжает изучать карту и неожиданно заявляет с мрачным видом:

Здесь имеется в виду Бертонна-Тренте, город, расположенный на южной излучине извилистой реки. От Бертона Трент течет на восток, к Ноттингему, затем сворачивает на север и впадает в Хамбер. Если бы Трент продолжал течь на восток, то он впадал бы в залив Уош; в результате Линкольншир отошел бы не к Мортимеру, а к Хотсперу. Такой дележ Хотсперу не по душе; он предлагает запрудить реку и заставить ее течь на восток.

Мортимер и Вустер начинают обсуждать этот немыслимый проект, чтобы не раздражать Хотспера, но тут внезапно возражает Глендаур, доля которого не зависит от капризов Трента. Глендаур и Хотспер снова вступают в перепалку, ставя под угрозу успех всего предприятия.

Когда ссора заканчивается и Глендаур уходит, Мортимер и Вустер принимаются бранить Хотспера за то, что тот дразнит хозяина. Хотспер защищается:

На Мерлина, мудреца из древних валлийских мифов (играющего важную роль в цикле легенд об Артуре), позднее жители Уэльса, страстно стремившиеся к восстановлению утраченной независимости, возлагали большие надежды. Ему приписывали многие пророчества; естественно, они трактовались так, чтобы внушить валлийцам надежду.

Согласно Холиншеду, в тогдашнем Уэльсе было модно пророчество, согласно которому королевство крота должны были разделить дракон, лев и волк. Чтобы интерпретировать это пророчество, требовалось уподобить короля Генриха хитрому кроту, получившему корону с помощью тайных подземных ходов. Конечно, Глендаур был драконом, потому что его издавна отождествляли с Уэльсом и древними кельтскими легендами. Естественно, львом являлся Хотспер, а роль волка автоматически доставалась Мортимеру.

Несомненно, Глендаур изложил Хотсперу свой план с изрядной долей мистической чепухи, которой не переносил Хотспер.

Хотя Хотспер нанес делу немалый урон, но Мортимер продолжает льстить ему, стремясь не сердить союзника.

Однако Вустер ведет себя по-другому. Именно он организовал этот заговор; пока Хотспер валял дурака, Вустер молчал. Но теперь он гневно обличает бестактность племянника:

Обличение недостатков Хотспера позволяет даже самому недогадливому зрителю понять, что к чему. Симпатии публики все больше склоняются к принцу Хэлу…

Однако совещание продолжается; место встречи уже определено. Мортимер ранее сказал:

Шрусбери — главный город Шропшира, стоящий на верхнем Северне, в 10 милях (16 км) к востоку от границы с Уэльсом. Отсюда удобно контролировать дороги, ведущие в Северный Уэльс. Занять там позицию и подождать вполне разумно; с тыла Хотспера будет прикрывать Глендаур, который присоединится к ним позже. После этого можно будет начать наступление.

После сцены, в которой жена Мортимера (она же дочь Глендаура) поет по-валлийски, а Хотспер и его жена вступают в комический диалог (Хотспер становится очень обаятельным, когда демонстрирует любовь к супруге; он из тех, кто проявляет эту любовь, давая жене шлепка), приходит пора расстаться. Все садятся на коней и уезжают. Армия повстанцев выступает в поход.

Тем временем в Лондоне беседа короля и принца Хэла проходит на повышенных тонах — именно так, как предсказывал Фальстаф. Когда король осуждает принца за общение с темными личностями, он изъясняется почти как Фальстаф. В одном месте он говорит:

Это анахронизм. Во время восстания Хотспера принцу Хэлу еще не было шестнадцати лет и он не участвовал в управлении страной. Лишь в 1409 г., через шесть лет после восстания, он потребовал место в совете и получил его. В то время его отец уже был болен; естественно, принц тут же примкнул к политической оппозиции.

Это нетрудно понять. Перед нами обычный бунт сына против властного отца и желание человека, готовящегося стать королем, приступить к преобразованиям королевства на свой лад. Что же касается Генриха IV, то он, зная, что долго не проживет, видимо, боялся, что принц завладеет короной прежде, чем она достанется ему по праву; явная враждебность отца только сильнее отталкивала сына.

На какое-то время король лишил принца Уэльского места в совете и заменил его младшим братом, о чем говорит строка, процитированная выше. Однако эта замена была проведена из-за враждебности короля, а не из-за пренебрежения принцем своими обязанностями. Более того, популярность принца заставила короля вернуть его в совет.

Но кем был этот младший брат?

Мария де Бун была женой Генриха IV (тогда Генри Болингброка) двенадцать лет и умерла в 1394 г. За это время она родила шестерых детей, в том числе четверых сыновей. Конечно, принц Хэл был старшим из четверых. Вторым, на год моложе, был Томас, в конце концов ставший герцогом Кларенсом. Именно Томас Кларенс недолгое время заменял Хэла в совете. Это случилось в 1412 г., когда ему было двадцать четыре года, а принцу Хэлу — двадцать пять.

Естественно, в легендах о беспутстве принца Хэла это временное смещение с поста объяснялось его поведением. Самая известная из них гласит, что Хэл поколотил верховного судью Англии, когда этот вельможа пытался арестовать одного из мерзавцев, которых защищал принц. В результате принца тоже арестовали и посадили в тюрьму.

Почти наверняка дело было не так. Скорее всего, эта легенда возникла лишь в XVI в. и была придумана для украшения более старых легенд. Этот инцидент включен в «Знаменитые победы», но Шекспир не использует его непосредственно — возможно, потому, что это представило бы принца Хэла слишком вульгарным и обрисовало бы его в невыгодном свете. Впрочем, драматург вернется к этому эпизоду позднее, в ряде других пьес, когда его можно будет использовать, чтобы подчеркнуть благородство принца.