Китай. Большой исторический путеводитель

Торговля носила асимметричный характер. Цинские власти, вторя традиционным великоханьским понятиям, считали, что Поднебесной, по большому счету, со стороны ничего не требуется — у нее и так все самое лучшее на свете. «Варвары» могут позабавить ее жителей разве что какими-нибудь безделицами, вроде музыкальных шкатулок (вскоре в Шанхае освоили производство их местного аналога). В Китае, действительно, не отмечалось особо большого интереса к западным товарам.

В Европе же огромные спросом пользовались чай, фарфор, шелковые ткани и все, что укладывалось в понятие «китайщины» — веера, зонтики, ширмы, резьба по дереву, камню, слоновой кости и все такое. Разницу приходилось оплачивать серебром, и очень большим его количеством. Из Англии его особенно много стало утекать после того, как ее правительство существенно снизило пошлины на ввозимый чай, и он вошел в еще более широкое употребление.

Сложившееся положение только укрепляло чувство превосходства у китайских правителей. Как и то, что португальские и голландские послы на аудиенции у Сына Неба не отказывались от выражения почтения тем же способом, что и прочие варвары: троекратно вытягиваясь перед ним на пузе и отбивая заодно земные поклоны.

Но в Европе ускоренными темпами происходили перемены, чреватые для Поднебесной большими бедами. В основе их лежало то, что составляло коренное отличие западной цивилизации от восточной. Утвердившийся со времен античных полисов принцип: на первом месте — индивидуальный интерес, а то, что называется общим благом (или общественным интересом) — это создание условий для оптимальной реализации суммы частных интересов. Вся западная история вертелась, пусть с отклонениями и заскоками, вокруг стержневой индивидуалистической доминанты. С ее понятиями о неприкосновенности частной собственности и защищенных законом прав личности («пусть гибнет мир — но торжествует закон»).

А уж со времен начала бурного развития капитализма (в Англии — где-то с середины XVIII в., в Голландии — еще раньше, но она маленькая) — о чем и говорить. Государство превращается даже не в «ночного сторожа» господ буржуев (как читаем у Маркса), а в могучее их оружие (как читаем у Ленина). И начинает складываться, пусть пока очень приблизительно, та мировая экономическая система, против которой бессильно беснуются в наши дни антиглобалисты.

Китай чувствовал недоброе. В конце XVI в. пресекли его экспансию на Филиппины испанцы, а в Южно-Китайском море появились бледнолицые пираты. В начале следующего столетия на какое-то время утвердилась на Тайване голландская Ост-Индская компания — пока ее не выбили оттуда последние защитники минской династии. На севере неизвестно из каких снегов заявился новый подозрительный сосед — Россия. С юго-запада надвигалась Британская империя — ее полки, покорив Индию, стали оказывать помощь непальскому радже в его набегах на Тибет. И нельзя было не замечать, какую ни напускай на себя важность, как далеко плавают корабли этих варваров и как хорошо стреляют их пушки и ружья (уже появились нарезные).

Из Поднебесной было выдворено большинство западных миссионеров. Европейцам запрещено было перемещаться по стране — чтобы не разведали ее пути сообщения (а интерес был, и немалый — русский резидент в Пекине за то, чтобы заполучить доступ к карте Поднебесной и плану Пекина, не задумываясь заплатил кому надо 1500 рублей — деньги по тем временам очень немалые. Он сделал с них копии и немедленно переправил в Петербург). Китайцам запрещено было обучать европейцев своему языку — за нарушение полагалась смертная казнь. Засекречены были даже иероглифы — в связи с чем попал под запрет и экспорт книг.

Но… Как не отсиделись за Великой стеной, не отсиделись и за океанами.

Важнее, чем для других, было увеличить экспорт своих товаров в Поднебесную для Англии. Потому что ей нужнее всех была звонкая монета — при ее самом передовом уровне товарно-денежных отношений (простите за политграмоту), и ей совсем не хотелось и дальше набивать ею сундуки пекинского казначейства и ненасытные кошельки мандаринов.

В 1793 г. от имени правительства, но на средства английской Ост-Индской компании в Поднебесную на 66-пушечном боевом корабле отправилось британское посольство, возглавляемое лордом Джорджем Маккартни. Это был опытнейший дипломат — до этого он несколько лет возглавлял английское представительство в Петербурге. Помимо переговоров, предполагалось устроить нечто вроде «Дней Англии в Китае»: в составе делегации было немало деятелей культуры (художников, музыкантов), а в кильватере флагмана следовало два корабля, нагруженных образцами достижений английской промышленности, ремесел и искусства.

На китайском берегу таможенные чиновники первым делом изъяли из состава привезенных подарков пушки и пороховые заряды — в целях безопасности. А образцы товаров были объявлены данью, которую заморские варвары собираются преподнести своему верховному повелителю — императору Поднебесной. На судах, которые доставили англичан и их груз в Пекин, было начертано: «Носители дани из английской страны».

Но вывести непонятными европейцам закорючками можно было что угодно, а то, что при приеме таких гостей прежние церемониальные претензии следует поумерить, это в Запретном городе уже понимали — за плечами англичан была завоеванная Индия и много чего еще. После недолгих препирательств сошлись на том, что посол поднимется на возвышение к трону, опустится перед Сыном Неба на одно колено и вручит ему помещенное в золотой ларец послание своего короля Георга III из рук в руки (придворные мандарины, готовя аудиенцию, все же по привычке завели разговор о необходимости приветствовать их повелителя падением ниц — но англичанин, со свойственным его нации юмором, обусловил это встречным, заведомо неприемлемым условием: пусть равный ему по рангу китайский вельможа одновременно растянется перед портретом короля Георга).

Приняв грамоту, содержание которой он уже знал, император Цяньлун, которому было уже далеко за восемьдесят, обратился к сэру Джорджу с приветственной речью. Он был весьма любезен по отношению к послу — и во время церемонии, и за состоявшимся следом торжественным обедом (который сопровождался эффектным выступлением акробатов и прочими зрелищами), а в качестве личного дара вручил ему украшенный драгоценными камнями жезл.

В послании английского монарха император превозносился как повелитель великой державы, «которому Провидение даровало трон на благо всех народов земли». Но и о своем государстве он писал без лишней скромности, как об одолевшем своих врагов «во всех четырех частях света» (например, не так давно оно отобрало у французов Канаду). Отсюда делался вывод, что сам Бог велел дружить столь славным государям. Георг от имени всех своих подданных выражал и «страстное желание познакомиться с устройством многолюдной и обширной империи».

В практическом плане Англия предлагала следующее. В Пекине и Лондоне учреждаются постоянные представительства держав (впрочем, насчет Лондона — это дело китайское). Открывается для торговли несколько приморских городов. Устанавливаются фиксированные таможенные тарифы. А еще королевское правительство просило предоставить английским купцам какой-нибудь остров у китайских берегов — под перевалочную базу.

Тон последующих переговоров с министрами был весьма доброжелателен. Чего нельзя было сказать о достигнутых результатах. Не говоря уж о последнем пункте английских предложений (об острове), для цинского двора оказалось неприемлемым и все остальное. В ответном послании Георгу III было сказано буквально следующее: «Как ваш посол мог сам убедиться, у нас есть абсолютно все. Мы не придаем значения изысканно сделанным предметам и не нуждаемся в изделиях вашей страны». В обмене дипмиссиями и консульствами вежливо отказали: в Поднебесной этого не принято. Читай — варвары того не стоят. Но приветствовалось желание англичан приобщиться к единственно подлинной на свете культуре (чего европейцы никак не ожидали — произведения их живописцев, в том числе прославленных мастеров портрета, показались китайским знатокам лишь ловкими ремесленными поделками, не шедшими ни в какое сравнение с картинами их художников, проникнутыми живым дыханием Дао).