Освободители

Вслед за О’Хиггинсом Каррера тоже покинул Сантьяго. Он хотел продолжить борьбу на севере. Он пытался с помощью солдат отговорить беженцев от перехода через Анды, чтобы они могли продолжить борьбу в Чили. Солдаты, однако, отказались. Каррера решил дать бой испанцам при Лос-Андесе, но затем передумал и присоединился к арьергарду колонны беженцев, переходившей горный хребет. Он отправил своего брата Хуана Хосе приветствовать Сан-Мартина от имени «правительства Чили». Но Сан-Мартин уже встретился с О’Хиггинсом и попросил его принять командование над перемещенными чилийцами.

Хосе Мигель, прибывший вскоре после Хуана Хосе, был рассержен, когда узнал, что Сан-Мартин принял О’Хиггинса. Сан-Мартин вежливо объяснил, что никоим образом не хотел его обидеть своим поступком. Однако на следующее утро Сан-Мартин, вернувшись из Успальяты, отдал указание обыскать багаж Карреры. На самом деле Каррера не брал казенных денег — казна Сантьяго была украдена испанцами. Потому он воспринял обыск как оскорбление главы чилийского правительства. Сан-Мартин, выслушав его возмущенные слова, холодно заметил, что «единственной властью в стране является законное правительство», в первую очередь он, губернатор Мендосы. Каррера вскипел. Во избежание стычки в Мендосе между сторонниками Карреры и О’Хиггинса в конце октября Сан-Мартин приказал Каррере удалиться в Сан-Луис. Этот унылый, постоянно поливаемый дождями город стоял на самом краю соляной котловины неподалеку от аргентинских Анд.

Каррера, будучи уверен, что у него есть поддержка большинства, отказался уезжать. Тогда Сан-Мартин тайно собрал отряд в тысячу человек, они окружили квартиры братьев Каррера. Двое старших братьев и донья Хавьера под конвоем были отправлены в Сан-Луис. А солдат, подчинявшихся им, направили в Буэнос-Айрес — для соединения с находящейся там армией. Маккенна и молодой чилийский политик Антонио Хосе де Ириссари были посланы вместе с ними, чтобы объяснить причины столь жестких мер. Луис, единственный из братьев Каррера, оставшийся на свободе, также выехал в Буэнос-Айрес, чтобы изложить мнение своей семьи об аресте его братьев начальникам Сан-Мартина. В Буэнос-Айресе в середине ноября 1815 года Луис вызвал Маккенну на дуэль. Пуля попала Маккенне в голову. Он мгновенно скончался. Тело этого добросердечного ирландца, протеже Амбросио О’Хиггинса и наставника его сына, лучшего чилийского солдата, который наверняка стал бы первым президентом Чили, если бы не погиб в противостоянии с братьями Каррера, было брошено около стен городской тюрьмы.

Ненависть О’Хиггинса к Каррере, подпитанная пролитой кровью, переросла во вражду. Он считал, что его опекуна убили. О’Хиггинс жаждал мести. Ириссари попытался арестовать Луиса Карреру. Хосе Мигель, опасаясь за жизнь брата, выехал из Сан-Луиса в Буэнос-Айрес. Там у него был друг — молодой аргентинец Карлос Антонио Хосе де Альвеар, представитель старейшего аргентинского рода. Карлос Антонио был таким же своевольным, как и Хосе Мигель. Каррера хотел уговорить Карлоса повлиять на главу аргентинского правительства, чтобы тот прекратил дело о дуэли. Когда стало похоже на то, что аргентинцы могут принять Хосе Мигеля в качестве главы чилийской общины в изгнании, Сан-Мартин для видимости подал в отставку с поста губернатора Мендосы. Народ и офицеры Сан-Мартина, выйдя на улицу, громкими возгласами потребовали его возвращения. Сан-Мартин вновь приступил к своим обязанностям. Теперь он был практически независим от правительства Буэнос-Айреса.

В середине 1815 года О’Хиггинс, его мать и сестра вместе со многими другими чилийскими беженцами проделали унылый путь через пампу. О’Хиггинсу было тридцать семь лет. Он вновь стал бедняком, но теперь у него на руках были две женщины, о которых он должен был заботиться. Они арендовали маленький домик и там устраивали скромные приемы — чилийские «тертульяс» — вечера под гитару и политические дискуссии между членами семьи и друзьями. Женщины зарабатывали немного денег, продавая сладости и делая сигареты. О’Хиггинсу все же удалось вывезти кое-что из Чили. Как и Боливар на Ямайке, О’Хиггинс продолжал надеяться, хотя, казалось, у него нет для надежд никаких оснований. К 1816 году Буэнос-Айрес остался последним местом на континенте, которое испанцы не сумели отвоевать. Могло показаться, что мечта о независимости Латинской Америки умерла, а ее лидеры зря растратили силы на гнилое дело…

Неряшливому и угрюмому Буэнос-Айресу, который был тогда небольшим поселением возле устья реки Плата, О’Хиггинс и его друзья, казалось, вполне соответствовали, по крайней мере внешне. О’Хиггинс, несомненно, был героем чилийского сопротивления. У него были основания проклинать судьбу, которая устроила из его жизни нечто вроде качелей: сначала заставила узнать, что такое крайняя бедность, затем сделала состоятельным человеком, а потом вновь лишила всего, что имел. Может, судьба мстила ему за то, что он пренебрег заветами отца, который верно служил Испанской империи… Но О’Хиггинс потихоньку готовил свое возвращение в Чили. Он хотел собрать шесть тысяч солдат для перехода через Анды. Кораблям нужно было обогнуть мыс Горн и высадить еще одну группу войск на чилийском побережье.

Каррера также строил планы. Он хотел пойти на север Чили с отрядом из пятидесяти солдат и поднять людей для триумфального наступления на Сантьяго. Сан-Мартин отверг эту идею. И бывший диктатор вместо похода на Сантьяго отправился в Соединенные Штаты. Там он надеялся купить корабли через агентство своего старого друга Пойнсетта.

После года безделья в Буэнос-Айресе О’Хиггинс обрадовался, получив предложение Сан-Мартина командовать патриотическим контингентом в планируемом им вторжении в Чили. В Мендосе его уже ждали хорошо обученная и организованная полуторатысячная армия и Сан-Мартин в полной боевой готовности к военной экспедиции. О’Хиггинсу был отдан приказ оборудовать военно-тренировочный лагерь в Плюмерильо. Он вырубал деревья и строил дома. Это напоминало ему приятные хлопоты в его поместье в Лас-Кантерасе. За свой труд он получал весьма скромное вознаграждение. Мысль о том, что он опять работает во имя независимости Чили, вдохновляла его.

Вечерами он углублялся в учебники или общался с другими чилийскими ссыльными. Ужасные расправы, учиненные испанцами после битвы в Ранкагуа, были основной темой бесед. Сам Осорио был человеком немстительным. Наместник Абаскаль заставил его прибегнуть к жестоким наказаниям. Осорио вскоре был заменен некомпетентным сластолюбцем Марко дель Понте. Впоследствии он стал посмешищем даже для испанцев. Они издевались над его любовью к титулам. Его официальное имя звучало так: «Дон Франсиско Касимиро Марко дель Понте, Анхель, Диас-и-Мендес, рыцарь ордена Святого Джеймса, Королевского военного ордена Святого Эрменехильдо и Королевской лилии, член Королевского клуба наездников, возведенный своей страной в выдающиеся герои, фельдмаршал королевской армии, верховный правитель, капитан-генерал, президент королевской аудиенции, генерал-суперинтендант, заместитель уполномоченного королевского министерства финансов и должностей, почты и нарочных и заместитель патрона королевства Чили».

Висенте Сан-Бруно, офицер полка Талаверы, был ненавистен всем властителям этих земель. Он стал печально известен после организованной им резни в Сантьяго. Сторонники движения за независимость страны были подвергнуты жестоким издевательствам. Их земли были конфискованы, их женщины изнасилованы. Многих сослали на острова Хуан Фернандес. Такая деспотичная политика настроила всегда лояльных к испанской короне чилийцев против него.

ГЛАВА 25 РОЖДЕННЫЙ ВОИНОМ

В 1820 году в ходе военной кампании Бразилии против Аргентины в красивой тропической местности между Уругваем и рекой Парана высадился отряд португальских солдат под командованием маркиза де Сельва Алегре. Португальцы учинили разбойную оргию и забрали в рабство местных жителей. Португальцы разрушили целый комплекс элегантных, симметрично расположенных городов, созданных иезуитами в период их миссионерской деятельности на территории племени гуарани — начиная с 1626 года. Апостолес, Сан-Карлос, Сан-Хосе, Сан-Хавьер и Санта-Мария-ла-Майор были просто стерты с лица земли, как и город Япейу на правом берегу реки Уругвай, в том самом месте, где в нее впадает Гуабиради. В этой кровавой бойне было уничтожено три тысячи индейцев, включая детей. Был убит также их лидер Андрес Гуакуксрари, командующий аргентинской армией. В плен было взято пятнадцать тысяч человек: Дома и церкви разграбили. Таким образом был погублен необычный эксперимент по созданию духовной общины — ею руководили священники от имени индейцев гуарани. От этих великолепных поселений остались только дымящиеся руины.