Опять вопросы вождям

Уже первые подходы к проблеме показывают, что анализ будет сложным. Для него не годится методология упрощенного истмата с его понятиями "объективных предпосылок" и "социальных интересов". Мы уже девять лет видим, как массы людей действуют против своих интересов, и нередко идут на смерть, ссылаясь на абсурдные причины. Явные и скрытые конфликты, приведшие к слому целой цивилизации, какой была Россия-СССР — это очень неравновесная, самоорганизующаяся система. Истмат не имел языка для описания таких систем. Но надо начать. Знаю, что многое из сказанного покажется странным. Но таковы и процессы. Слой простых причин изучен. Мы должны углубляться в область непривычного.

Я думаю, первая причина (из нескольких одинаково важных) нашего поражения в том, что в СССР все хуже удовлетворялась одна из основных потребностей не только человека, но и животных — потребность в неопределенности, в приключении. Как биологический вид, человек возник и развился в поиске и охоте. Даже крыса уходит от полной кормушки и лезет в неизвестный и опасный лабиринт. Это стремление заложено в нас биологически, как инстинкт, и было важным фактором эволюции человека. Поэтому любой социальный порядок, не позволяющий ответить на зов этого инстинкта, будет рано или поздно отвергнут. У старших поколений с этим не было проблем — и смертельного риска, и приключений судьба им предоставила сверх меры. А что оставалось, начиная с 60-х годов, всей массе молодежи, которая на своей шкуре не испытала ни войны, ни разрухи? БАМ, водка и преступность? Этого было мало. Риск и борьба были при трениях и столкновениях именно с бюрократией, с государством, что и создавало его образ врага.

Нас в перестройке увели от этого вопроса, предложив внешне похожую тему политической свободы. Но речь не о ней, эта свобода — та же кормушка. Ее сколько угодно на Западе — а дети из хороших семей идут в нарокоманы или кончают с собой. Кстати, и нехватка в СССР политических свобод — тоже ложная проблема, а значит, ложное обвинение. Были бы эти свободы — а принципиально лучше бы не стало. А если говорить начистоту, то для тех, кто нуждался в свободе, ее в СССР было гораздо больше, чем на Западе. Наш режим устанавливал вроде бы «жесткие» правила игры, но правила внешние. А в душу совершенно не лез, у него для этого и средств технических не было.

На Западе же человек бредет как в духовных кандалах. Будь ты хоть консерватор, хоть левый террорист (эти несущественные различия допускаются), твои мозги промыты до основания. Это прекрасно знают те, кому приходилось преподавать в советском и в западном университете. Я однажды в студенческом клубе рассказал то, что подслушал в Москве в очереди около винного магазина — шесть совершенно разных концептуальных объяснений вроде бы простого явления: ежегодного рытья канавы на одном и том же месте около магазина. Западные демократы не могли поверить, что где-то в мире существует такая раскованность мысли и столь развитые общественные дебаты. И это не шутка, ибо всем явлениям на Западе дается одно, разработанное на каких-то "фабриках мысли", толкование — а затем правые и левые начинают ругаться. Они расходятся по вопросу "кто виноват", но не подвергают сомнению саму модель объяснения.

А стабилен режим Запада потому, что все его жизнеустройство основано как "война всех против всех" — конкуренция. Всех людей столкнули между собой, как на ринге, и государство, как полицейский, лишь следит за соблюдением правил войны. Треть населения ввергнута в бедность и в буквальном смысле борется за существование — никаких иных приключений ей уже не надо. А остальным предложен рискованный лабиринт предпринимательства. Причем он доступен всем и поглощает страсть всех, кто в него входит, вовсе не только крупных дельцов. Старушка, имеющая десяток акций, потеет от возбуждения, когда узнает по телевизору о панике на бирже. Живущий в каморке и сдающий свою квартиру «домовладелец» волнуется, что жилец съедет, не заплатив за телефон. Разбитые в уличной толчее очки потрясают бюджет среднего человека.

А если ты сын слишком уж богатых родителей и все обычные проблемы решены садишься после ночного клуба в свой мощный «форд» и проезжаешь при полностью выжатом акселераторе 1 км по левой стороне автострады. Тоже возникают трудности, особенно для неловких встречных водителей и их семей (профсоюзы на Западе хоронить не помогают). И при всем при этом Запад создал целую индустрию таких развлечений, в которых человек сопереживает приключение. Одно из таких захватывающих шоу — политика. Другое — виды спорта, возрождающие гладиаторство, от женских драк на ринге до автогонок с обязательными катастрофами. И побезобиднее — множество телеконкурсов с умопомрачительными выигрышами. Миллионы людей переживают: угадает парень букву или нет? Ведь выигрыш 200 тыс. долларов!

На фоне этих драм и постоянных побед и поражений жизнь советского человека с его гарантированным благосостоянием (даже если бы оно было велико!) превращается в бесцельное существование. Тошно жить, если очки стоят три рубля. Чтобы не было скучно, тебя уже нужно как минимум пырнуть ножом. Но в этой игре у нормального человека не бывает побед, одни поражения — и такая игра не привлекает и проблемы не решает. Среднему человеку жить при развитом советском социализме стало скучно. И никакого выхода из этой скуки наш проект не предлагал. Более того, он прямо утверждал, что дальше будет еще скучнее. И тут речь идет не об ошибке Суслова или даже Ленина. Тот социализм, что строили большевики, был эффективен как проект людей, испытавших беду. Это могла быть беда обездоленных и оскорбленных социальных слоев, беда нации, ощущающей угрозу колонизации, беда разрушенной войной страны. Но проект не отвечал запросам общества благополучного — общества, уже пережившего и забывшего беду.

Здесь — вечная проблема человеческого существования, и ответ найти на нее непросто. Но если ответ не найдем — регулярно будем создавать себе развлечения вроде перестройки, затем катастрофы, затем борьбы, а потом общенародного энтузиазма в "восстановлении и развитии народного хозяйства".

Чтобы разобраться в этой проблеме, полезно посмотреть, кто особенно огорчается и особенно радуется краху социализма (речь идет, разумеется, о группах, а не отдельных личностях). Огорчаются прежде всего те, кто в СССР ушел от скуки надежной жизни в какого-то рода творчество — но творчество, не нарушающее стабильности нашего традиционного общества и его режима.

Таких доступных видов творчества и связанных с ним переживаний и приключений — множество. И доступ к ним имело подавляющее большинство граждан, но только теоретически. Важнейшее творческое дело — воспитание своих детей. Вроде бы оно всем доступно, но это не так. Любое творчество труд, и многие родители от него отказываются, сводят все к питанию. И все же, думаю, именно те, кто вложил большой труд в воспитание детей, особенно страдают сегодня. Им не было скучно, а для их творчества были предоставлены условия. Для него не были необходимы ни многопартийность, ни сорок сортов колбасы в магазине. Когда Евтушенко утверждал, что от вида западного гастронома кто-то упал в обморок, он имел в виду не нормальную советскую семью, а кого-то из своих знакомых.

Поощрял советский строй и рост личного внутреннего достояния. Вот кружки, курсы, бесплатные университеты, книги и пластинки по рублю — расти и твори (добавлялось: "на пользу обществу", но добавление это безобидное). Помню, в 1953 г. пошли мы целой группой приятелей и записались в клуб юных автомобилистов. Учили нас демобилизованные фронтовики, ездили мы на полуторках вплоть до Крыма, варили на кострах картошку и беседовали. А захотел бы, пошел в конно-спортивную школу. На Западе никто не верит, что такое бывает. Ты победи своих приятелей в конкурентной борьбе — и будешь ездить верхом в загородном клубе.

Так в чем же ошибка нашего социализма? Оставим для другого раза столкновение — сначала подспудное, а потом явное — с творческой интеллигенцией. Это — совершенно особое явление. Поговорим об основной массе населения — людях с естественным, обыденным мышлением. Ошибка социализма в том, что он принял как догму убеждение, будто все люди мечтают сделать творческое усилие и будут рады просто предоставлению такой возможности. Эта догма неверна дважды. Во-первых, не все мечтают о творчестве, у многих эти мечты подавлены в детстве — родителями, садиком, школой. Во-вторых, значительная часть тех, кто мечтал, испытали неудачу при первой попытке и не смогли преодолеть психологический барьер, чтобы продолжить.