История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I. Том1

Надо полагать, аналогичные мысли посещали и самого императора, которому внушали, будто высокое уважение, демонстрируемое окружающими его сестре, автоматически предполагает некоторое принижение его статуса. Очевидно, что, как всегда чуткое, придворное окружение умело читать мысли царя и давало им нужный ход. По крайне мере, евнух Хрисафий, состоящий при императоре и, как все фавориты, желающий приумножить своё влияние, деятельно соучаствовал в этой интриге, целью которой стало полное отстранение св. Пульхерии от власти.

Как полагают, в очередной раз его величество случай помог ему в этом. Как-то раз св. Пульхерия попросила брата подарить ей сад, очевидно, очень красивый, прилегающий к одному дворцу. Святой Феодосий ничего не имел против этого и, не глядя, подписал эдикт, поднесённый ему сестрой. В этом, конечно, нет ничего удивительного — кто стал бы вычитывать документ, поднесённый родным человеком, делившим с тобой все тяготы управления государством, и обратившимся с просьбой о помощи?

Каково же было его удивление, когда на заседании сената, на котором присутствовал и сам государь, св. Пульхерия вслух прочла этот документ, где, между прочим, значилось: «Весь дворец, дворы и сады императрицы дарованы мне императором. Императрица Евдокия становится моей рабыней». Конечно, император был в гневе и немедленно отстранил сестру от всех дел; более того, он приказал патриарху св. Флавиану (447–449) рукоположить её в диаконисы, чего всё же не случилось [609]. Гордая дочь императора Аркадия, узнавшая о замыслах брата, не стала воевать с самым близким для себя человеком. Она решительно заявила ему о том, что отказывается от соправительства, отослала ему своего препозита, распустила двор и в 443 г. вообще удалилась от дел, переехав в Едом, где с тех пор стала жить в своём дворце по монашескому уставу [610].

Ничего удивительного или неожиданного эта история не имеет и вполне правдоподобна. Насколько можно судить, инцидент произошёл вскоре после Третьего Вселенского Собора, где позиции брата и сестры резко разошлись. Святая Евдокия и св. Феодосий Младший были на стороне Нестория, напротив, св. Пульхерия была недовольна тем, как император оценил для себя существо вероисповедального спора и как он разбирался с противоборствующими сторонами. Кроме того, втайне она не желала примириться с тем небрежением, которое ранее публично выказывал ей Константинопольский патриарх Несторий. Видимо, св. Пульхерия в запальчивости решила напомнить брату некоторые его недостатки, в частности, известную небрежность при изучении отдельных документов. Конечно, для этого совсем не обязательно было выносить ошибку императора на публичное осмеяние — видимо, сестра действительно забыла, что перед ней не мальчик, которого она растила, а уже взрослый муж и император.

В известной степени такая опала была несправедлива по отношению к св. Пульхерии, но так получилось, что едва ли не одномоментно её соперница также оказалась отставленной от дел и от дворца. История эта выглядит следующим образом. В 440 г., в день Богоявления, император отправился из дворца в храм и по дороге встретил простого человека, поднёсшего ему в подарок яблоко необыкновенных размеров. Святой император по-царски вознаградил дарителя и отослал яблоко жене. Но, получив яблоко, св. Евдокия решила по-своему сделать приятное мужу и передарила его другу детства царя Павлину, который, пользуясь дружбой с царём, имел свободный доступ к обоим членам императорской семьи. В этот день сановник заболел и находился дома. На беду, она не уведомила верного придворного, откуда яблоко попало к ней самой. Получив подарок, Павлин, в свою очередь, решил отдать его, как редкостный плод, царю. Круг замкнулся, и св. Феодосий к величайшему удивлению получил от друга детства то самое яблоко, которое часом ранее отослал жене. Взволнованный царь решил узнать у царицы, где находится его подарок. Ничего не подозревающая св. Евдокия, чувствуя неладное, испугалась и солгала, что съела его. Святой Феодосий был, конечно, добрым человеком, но здесь ревность взяла над ним верх. Он посчитал, что жена изменила ему с Павлином.

Обычно утверждают, что последовавшие вскоре за этим опала, суд и казнь Павлина произошли вследствие данного инцидента. Однако нельзя скидывать со счетов и то свидетельство современников, согласно которому Павлин замыслил мятеж, ещё ранее роптал на императора и уготовил ему смерть. «Лживые историки, еретики, которые нетвёрдо держатся истины, рассказали и заявили, что Павлин был послан на смерть из-за императрицы Евдокии. Однако императрица Евдокия была благоразумной и целомудренной, незапятнанной и безупречной в своём поведении» [611].

В принципе, ничего невероятного в таком предположении нет: в те времена слабость власти смущала и соблазняла многие умы, вчера ещё клявшиеся в верности царям. И нет ничего удивительного в том, что Павлин, почувствовавший угрозу своей жизни или даже карьеры, мог попытаться организовать быстрый заговор, закончившийся его окончательной дискредитацией в глазах царя.

В пользу этой версии говорит простое умозаключение о том, что если бы император действительно подозревал свою жену в измене, то на эшафот взошёл бы не один Павлин, но и св. Евдокия, так как прелюбодеяние царской особы было государственным преступлением. Поскольку же данная история получила публичную огласку, св. Феодосий никогда не решился бы скрыть измену жены. Как минимум, царица была бы немедленно отставлена от дворца и отправлена в ссылку. Но, как мы знаем, этого не произошло, и отношения между супругами постепенно охлаждались.

В любом случае, это был едва ли не первый прецедент в царствовании св. Феодосия Младшего: он сам, по своей воле, осудил человека на смерть. Потеря была тем горше, что осужденный являлся другом детства, с которым царь в течение многих лет делил самые заветные личные тайны.

Ревность ли и недоверие, тяжесть потери близкого человека или что иное, но отношения между супругами распались почти окончательно. Можно предположить, что в глубине души император очень жалел Павлина и, в известной степени оправдывая себя, думал, что если бы супруга ему не солгала, ничего бы не случилось. А Евдокия искренне не могла понять своей вины в этой трагедии, снося все беды на ревность мужа и его нетерпимость к своим любимцам. Ей было искренне неприятно оправдываться (пусть даже и заочно) об их отношениях с Павлином, в которых на самом деле не было ничего неприличного. Ссора продолжалась, и отчуждение супругов друг от друга становилось всё заметнее.

В течение нескольких лет, примерно до 442 г., св. Евдокия ещё находилась во дворце, хотя полностью утратила какое-либо влияние на царя и дела государства. Наконец, она упросила царя разрешить ей уехать для постоянного жительства в Иерусалим, и царь дал согласие. Примечательно, что формально семья не распалась, и св. Евдокия продолжала сохранять статус царицы. Её сопровождала уже не столь пышная свита, как несколько лет назад: при особе царицы было всего два близких ей клирика — пресвитер Север и диакон Иоанн. Неизвестно, в силу каких причин царь прогневался на Севера и Иоанна (утверждают, что их оговорили в организации очередного заговора против царя), но в 444 г. он послал в Иерусалим комита доместиков Сатурнина, который и казнил священников. Но и царица не замедлила с ответом — Сатурнин был немедленно казнён в Иерусалиме по её приказу. Царь тут же наказал её, лишив содержания, которое ей полагалось как императрице, но св. Евдокия была довольно обеспеченной женщиной и, проживая в Иерусалиме в качестве уже частного человека, продолжала активно заниматься благотворительностью. Например, её усердию историки приписывают постройку в городе «матери церквей» великолепного храма св. Стефана [612].