Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и пол

Поселки рыболовов возникали во владениях Троице-Сергиева монастыря. Так, в 1432–1445 гг. княгиня Аграфена шехонская с детьми предоставила Троице-Сергиеву монастырю право «ез… бить» в Шексне и рыбу «ловити… двема неводы монастырьскыми» в Шексне и Волге [988]. В районе рыбных ловель возникли «слободки» [989].

Промысловый характер имел поселок московского Чудова монастыря — село Филипповское на реке Великой Шерне, где монастырю принадлежали «ловилища рыбьи» и где «опришние люди рыбы не лавливали никто, ни сежь не бивали» [990].

Рыболовы жили в деревне Медведкове и слободе Тимофееве в Кличенском уезде, принадлежавших Иосифову-Волоколамскому монастырю. По жалованной грамоте волоцкого князя Федора Борисовича 1500 г. монастырским крестьянам разрешалось ловить рыбу в озере Селигере двумя неводами и пятью керегодами. «А ловят где хотят, опроче моих тоней, а подлетчики мои на ловлю их не нарежают и пошлины своея на них не емлют» [991].

При наличии не оставляющих сомнения данных о том, что в ряде случаев рыболовство получало значение специальной отрасли крестьянских промыслов, надо сказать, что в целом его связь с земледелием оставалась еще достаточно тесной. Так, например, в одной записи второй половины XV в. указаны рыбные промыслы Троице-Сергиева монастыря на реке Клязьме, выше Гороховца, и расположенные в районе Гороховца монастырские деревни, крестьяне которых, очевидно, были заняты на промыслах. Характерно, что это были пашенные крестьяне [992].

В условиях известного подъема земледелия (о чем речь шла во второй главе) приобретало большое значение мельничное дело (устройство и эксплуатация мельниц). «Мельницы» и «мельники» довольно часто упоминаются в документах. При земельных тяжбах мельницы являлись одним из объектов спора [993]. Использование мельниц, требовавшее определенных технических навыков, было предметом правительственных «дозоров». Так, в 60–80-х годах XV в. дьяк Семен Васильев по приказу Ивана III осматривал на месте мельницы Симонова и Петровского монастырей, поскольку к великому князю поступила жалоба, что «петровской мельник» «подпруживает Симоновскую мельницу, воду держит не по мере». В результате обследования было установлено, что «Петровская мельница Симоновскую мельницу потопила». Тогда дьяк велел «Петровской мельнице… воду спустити» и распорядился, чтобы в дальнейшем вода поддерживалась на уровне специально забитого в пруд перед трубою кола. Нарушение этого постановления должно было повлечь за собой штраф [994].

Но нас сейчас интересует не техника мельничного дела, а его социально-экономическая сторона. Среди мельников были и холопы вотчинников, и зависимые от них крестьяне. Многие мельники, как и обычные крестьяне, занимались сельским хозяйством. В грамоте около 1494 г. волоцкого князя Бориса Васильевича к посельскому села Шарапова говорится о «пожаловании» Троице-Сергиева монастыря мельницею на реке Клязьме «в оброк, и с тою землею, которую мелники пахали, и сена которые косили…» [995] Однако из одновременной жалованной грамоты того же князя Троице-Сергиеву монастырю как будто можно вывести заключение, что земледелие в данном случае перестает быть для мельников основным занятием, что главным их делом становится эксплуатация мельницы. «Что есми их [монахов] пожаловал на Клязме мелницою в оброк, да пустошми Черньцовскою да Подкинскою, что мелники похали, — и хто у них на той мелнице имет жити мелников и на тех пустошех крестьян, и тем их людем не надобе… никоторые пошлины…» [996] Приведенный текст распадается на две части. В первой из них речь идет о прошлом (тогда сельское хозяйство вели мельники), во второй — о будущем (мельники будут работать на мельнице, остальные крестьяне — обрабатывать пустоши).

Часть крестьян находила применение своему труду на солеварнях, принадлежавших князьям, боярам, митрополичьей кафедре, монастырям. Так, в Нерехте на соляных варницах Троице-Сергиева монастыря в середине XV в. были заняты работой в качестве водоливов, дровосеков, дрововозов крестьяне соседнего села Федоровского с деревнями [997]. У Соли Галицкой близ солеварен Троице-Сергиева монастыря находились деревни Гнездниковская, Верховье и др., жители которых, по-видимому, использовались монастырскими властями на варничных работах [998]. В деревне Говядовской у Великой Соли также жили солевары и водоливы Троице-Сергиева монастыря [999]. В починке Реденском у Нерехты в 70–80-х годах XV в. проживали повары, водоливы, «окупленые люди домовые», работавшие на митрополичьей варнице [1000]. Часть работных людей на соляных промыслах, возможно, уже не была связана с земледелием.

Жители отдельных селений белозерских Кириллова и Ферапонтова монастырей, а также черных деревень волости Волочка Словенского специализировались на переправе по суху из одного озера в другое судов с прибывавшими сюда гостями. В жалованной грамоте Верейского и белозерского князя Михаила Андреевича 1454–1455 гг. говорится: «Что приходят гости на Волочек, на Словенское озеро, да с Словенского озера волок на Порозобицькое озеро, или с Порозобицького озера на Словенское озеро, и яз пожаловал двема монастырем, Кирилову монастырю да Мартемьянову, — велел есмь им треть волочити, а два жеребья велел есмь волочити волочаном волостным людем и слугам и черным» [1001].

В нашем распоряжении очень мало данных о таких видах деревенского ремесла, как обработка металла, дерева, кожи и т. д. Материал, собранный и обследованный Б. А. Рыбаковым, относится в значительной мере к Новгородской земле. Б. А. Рыбаков не использовал одну группу источников, касающихся Северо-Восточной Руси, — акты на земли духовных феодальных корпораций, в которых часто встречаются имена деревенских ремесленников. Наибольший интерес представляют по количеству материала акты XV в. Троице-Сергиева монастыря. В них неоднократно встречаются кузнецы (в качестве «послухов» при оформлении земельных актов [1002] и «знахорей» на суде [1003], «мужей» на земельных «разъездах» [1004]). В документах XV в., фиксирующих земельные права Кириллова — Белозерского монастыря, не раз попадается имя кузнеца Михаля [1005]. Видно, что кузнецы занимали видное положение среди крестьян (как черных, так и монастырских). В их работе была нужда, судя же по писцовым книгам Троице-Сергиева монастыря и митрополичьей кафедры конца XV — начала XVI в. [1006], число кузнецов в сельских местностях было ограничено (правда, показания писцовых книг могут быть недостаточно точными).

Из других ремесленных профессий при перечислении послухов, присутствовавших при совершении земельных сделок, и «знахорей», опрашиваемых на суде, в документах называются булатник [1007], иконники, крестечник [1008], серебряный мастер [1009]. Некоторые из этих профессий передавались по наследству: так, у иконника Степана был сын Тимоша Степанов [1010]. Интересно, что последний являлся человеком грамотным и даже писал документы, оформлявшие сделки на землю. Весьма вероятно, что люди указанных специальностей не были связаны с деревней и работали в самом Троице-Сергиеве монастыре. В одной продажной записи Симонова монастыря «златой мастер» и «иконник» названы среди монастырских властей (архимандрита, казначея, строителя) [1011]. Значит, они занимали видное положение в монастыре.