У Понта Эвксинского (Том 2)

- Раба буду допрашивать я! - надменно заявил царевич.- Таково указание высоких лиц.

Савмаку показалось, что Олтак преднамеренно сделал ударение на ненавистном ему слове "раб".

Все поняли, от имени каких "высоких лиц" действует самоуверенный дандарий, знали жестокий характер Алкмены и сделали вывод, что дела Савмака совсем плохие.

- Слушай, раб! Говори лишь правду.

- Я не раб! - с возмущением ответил узник, стараясь повернуть голову. Мышцы на его широкой спине напряглись, багровые полосы ударов стали кровоточить.

Олтак уселся на скамью и оглядел окружающих с язвительным выражением на лице.

- Ты - вскормленник царя,- не спеша произнес он наставительным тоном,- царский нахлебник. С детства ты ел то, что давал тебе царь,- значит, и обязан ему вечной покорностью. Так говорят эллины. Но лишь глупый человек не понимает, что это и есть то же самое рабство.

- Я страж, воин царский.

- Верно. И в то же время раб царя. Вроде домашнего пса, что стережет ворота. Царь волен убить тебя, продать, просто отдать кому-нибудь. Вот и сейчас ты отдан мне, и я могу сделать с тобою все, что захочу.

Довольный сказанным, Олтак рассмеялся, вращая глазами. При неполном освещении он не заметил, что не только Савмак, но и писцы, даже сотник внимают его словам с напряженным и угрюмым видом.

Какая-то общая мысль нашла на них, как туча на небо.

- Но довольно об этом! - сурово заключил Олтак.- Скажи мне: встречался ли ты ранее с Гликерией, дочерью Пасиона и племянницей Саклея?

- Встречался случайно один раз.

- Ага! Писцы, пишите все, что он говорит. О чем вы говорили, чем занимались?

- О чем говорили - не твое дело, болтливый дандарий.

Олтак подскочил от таких слов. Лицо его вытянулось, брови взметнулись вверх, он походил на человека, внезапно укушенного змеей.

- Ах, подлый!.. Но ты украл чужое имя, выдавал себя за сына Саклея!

- Ни за кого я себя не выдавал. Это вот ты стараешься выдавать себя за эллина, рядишься в эллинские одежды, но всякий скажет, что ты вонючий сармат!

- Бейте его! - вскричал вне себя царевич и начал крест-накрест хлестать Савмака нагайкой.

Подскочили дандарий и с криками, стараясь угодить своему повелителю, взмахнули плетьми. Они били не разбирая, по голове, плечам, окровавили лицо узника, вырвали из его волос целые пряди темных кудряшек, цеплявшихся за крученую сыромять. Савмак сжимал кулаки и молчал.

- Нет, паршивый пес, бешеный шакал, чесоточный осел, ты скажешь имел ли связь с девчонкой, удалось ли тебе обмануть ее?

Савмак рассмеялся хрипло.

- Глупый дандарий, царский блюдолиз! Вижу я, что ты сам хотел бы иметь эту девушку. Только не ко мне за этим обращаться надо.

Фалдарн почти одобрительно крякнул. Савмак держался молодцом. Настоящий воин! Такого потерять жалко.

- Говори! - бесновался царевич в исступлении.- Говори - где и когда имел встречи с Саклеевой племянницей? Какие были у вас общие дела?

Хищные ноздри вздрагивали от запаха теплого человеческого мяса, дикое возбуждение охватило Олтака. В нем проснулись инстинкты его полуразбойничьего племени. Он хлестал не останавливаясь, с каким-то зверским наслаждением.

Но пытаемый проявил удивительную стойкость. Он не оборачивался, стоял на ногах крепко, упершись упрямым лбом в холодную колонну, уже обрызганную его кровью.

- Говори, были ли у тебя шашни с этой девкой! Признаешься - будешь помилован,- требовал Олтак, следуя указанию Алкмены, хотя сам был глубоко убежден в нелепости этого обвинения. Однако он сам распалял себя, неясные подозрения рождались, множились в ненавидящем сердце. Воин был хорош собою и заслуживал любви женщины. Могла же и Гликерия заглядеться на него. Эти мысли ожесточали Олтака, он рад был бы содрать шкуру с ненавистного и гордого раба, вырвать его сердце.

Послышался топот ног, двери со скрипом, распахнулись. Быстро вошли Саклей, возбужденно трясущий острой бородкой, и его младший сын Алцим с обнаженным мечом. За ними ввалилась толпа вооруженных наемников.

- Шашни? - подхватил Саклей, поднимая руки вверх.- О боги, кто это сказал? Уж не ты ли, подлый страж, изменивший своему долгу?.. А ну, отойди, Олтак, я сам допрошу его. Если Савмак заявляет, что он имел связь с моей племянницей, то это касается меня и моего доброго имени.

Он бесцеремонно оттолкнул разгоряченного царевича. Тот хотел ответить тем же, но в грудь ему уперся меч Алцима. Дандариев оттерли к выходу. Олтак с перекошенным лицом схватился было за меч, но перед ним вырос грозный заслон из фракийских копий.

- Так ты хвалишься, что дружил с Гликерией? - задыхаясь от ярости, спросил Саклей, заходя на другую сторону столба, чтобы лучше рассмотреть лицо Савмака.

- Нет! - твердо ответил Савмак.- Никогда я не говорил и не скажу этого. Почему меня спрашивал об этом дандарий - не знаю. Клянусь богами!

- А зачем осмелился говорить с нею в Фанагории и сейчас, стоя на посту? - выкрикнул Олтак.

- Говори! - в свою очередь вмешался Алцим, испытывая непреодолимое желание всадить меч меж лопаток истерзанному узнику. Он ревновал Гликерию ко всем, хотел оградить ее от чьих бы то ни было притязаний.

- Нечего мне говорить. Видел один раз девушку в Фанагории, говорили мы при всех. Даже Олтак стоял в стороне и видел нашу случайную встречу. Пусть подтвердит.

Все обратились к Олтаку. Тот пожал плечами и кивнул головой утвердительно.

- И это все?

- Все! А что у дверей дворца было, так это многие слышали и видели. Спросите саму Гликерию - разве она обманет вас?

Савмак опустил голову и прижался виском к холодному камню. Голова кружилась. Но он хорошо видел и слышал. И понял, что попал в цель.

- Вы слыхали? - торжествующе спросил Саклей.- Ты, сотник, писцы и ты, Олтак?.. А?.. О каких же шашнях идет подлая речь? Кому понадобилось замарать непорочное имя моей родственницы и приписать ей связь с низким человеком? Разве она старая вдова, чтобы заводить себе взамен мужа молодого раба? Или развратная гетера, которая перемигивается с воинами, надеясь заработать? Она дочь знатного человека и находится под моей защитой! Каждый, кто захочет ее обидеть, пусть вспомнит обо мне.