Жаклин Кеннеди. Американская королева

Летом 1963-го Вашингтону грозил скандал неменьшего масштаба, чем дело Профьюмо, – дело Эллен Ромеч.

На горизонте маячили выборы, и летом 1963-го в Министерство юстиции потоком хлынули доносы на Джона Кеннеди, в основном касавшиеся его отношений с действующими или бывшими девушками по вызову, сплошь бездоказательные. От своего информатора, проститутки по имени Глория, ФБР получило информацию о том, что они занимались сексом втроем: сама Глория, еще одна девушка и президент.

3 июля, через два дня после не слишком удачной беседы с Фраской и Хораном, Бобби получил от Гувера сообщение о другом доносе, на сей раз речь шла об уроженке Восточной Германии, Эллен Ромеч, которая «имела порочные связи с высокопоставленными правительственными чиновниками». В письме Гуверу Бобби поблагодарил ФБР за деликатные и тактичные действия и назвал дело Ромеч очередной попыткой выдвинуть голословные обвинения против видных персон. Однако 21 августа Ромеч, по требованию Госдепа, была депортирована в Германию, в сопровождении одного из бывших помощников Бобби.

Правда, дело на этом не закончилось. В сентябре пресса начала раскручивать истории о финансовых махинациях и злоупотреблениях в сенате; в центре внимания газетчиков оказался Бобби Бейкер, протеже Линдона Джонсона, ловкий управляющий Кворум-клубом на Капитолийском холме. Сенатский комитет по процедурным вопросам начал расследование всех аспектов деятельности Бейкера, а 26 октября репортер Кларк Молленхоф обнародовал информацию, что комитет намерен заслушать свидетельские показания касательно Эллен Ромеч и ее депортации из США. По словам дотошного биографа, Симора Хёрша, Бобби связался с Гувером, чтобы тот помог отвлечь комитет от Ромеч и тем паче не допустил ее возвращения в США. Несколько дней спустя Гувер обедал с президентом, и они, в частности, обсуждали Кворум-клуб и Ромеч, прикидывая, «кто может быть тайным Профьюмо в администрации Кеннеди…».

В своей книге «Темная сторона Камелота» (Dark Side of Camelot) Симор Хёрш писал, что один из старых друзей Кеннеди доставил Ромеч от Бейкера к президенту, по крайней мере, так Бейкер сказал Хёршу. Кроме того, Бейкер сообщил, что Ромеч болтала с ним о нудистских вечеринках у бассейна в Белом доме и что, по ее подсчетам, за лето она побывала у президента минимум раз десять. Если Бейкер говорил правду, то Кеннеди подвергал свою карьеру как никогда огромному риску.

Джеки вернулась из Греции в приподнятом настроении. 22 октября за ужином в Белом доме, где присутствовал Бен Брэдли с женой, Джон воспользовался тем, что он называл «Джекиным чувством вины», и спросил, не сможет ли она в ноябре поехать с ним в Техас. И Джеки согласилась, поскольку была готова сделать что угодно, лишь бы помочь мужу, и немедля сделала в ежедневнике напротив дат 21–23 ноября пометку «Техас».

Следующие выходные, 27–28 октября и 2–3 ноября 1963 года, Джеки впервые уговорила мужа провести с ней в Уэксфорде. Туда же она пригласила на 27-е Ирэн Голицыну, которая прилетела в Нью-Йорк повидать свою клиентуру. «Знаешь, – сказала ей Джеки, – Джон не любит эти места, ему по душе море, а сюда он приезжать не хочет». Они смотрели фильм из круиза на «Кристине» и памятные дебаты с Никсоном. С тех пор Кеннеди сильно изменился. «Он уже не был тем очаровательным плейбоем, – вспоминала Ирэн. – Мне он напоминал боксера перед выходом на ринг: лицо напряженное, взгляд сосредоточен. Он так задумался, что взял по ошибке мой бокал с шампанским и залпом осушил его». 10 ноября на уик-энд к Кеннеди приехали Брэдли. Джеки каталась на Сардаре, подаренном Айюб Ханом, а президент смешивал для гостей коктейли. За ужином говорили о предвыборных поездках – во Флориду, а затем в Техас. 15 ноября по приглашению Джеки прилетел Робин Дуглас-Хьюм и провел с нею целый вечер. Он нашел, что Джеки очень изменилась: казалась более спокойной, сдержанной и счастливой, чем раньше. «Почти совершенно исчезли смущение, подавленная фрустрация, язвительность и… резкость. За этот год она определенно “повзрослела”… И надменность ушла, уступив место новой скромности. Настроение стало ровнее, шутки – мягче, вспышки агрессии притихли…» Робин отнес эту перемену за счет улучшения отношений между супругами; рождение и смерть маленького Патрика сыграли роль катализатора, сблизив Джона и Джеки. «Она никогда не была счастливее», – писал Дуглас-Хьюм.

Джон, напротив, в том ноябре был серьезен, даже мрачен, что не укрылось от ближайшего окружения. Чарли Бартлетт вспоминал: «В нем чувствовалась тогда растущая напряженность, поскольку приближались выборы. Думаю, он понимал, что будет отнюдь не легко». Лора Бергквист, которая месяцем раньше брала у президента интервью, работая для Look над материалом о Джоне-младшем, вспоминала: «Президент казался очень серьезным, очень спокойным, но и хмурым. На грани печали». Через девять месяцев, когда вместе с Джеки готовила материал памяти Джона, Лора упомянула об этом в разговоре с Джеки, и та согласилась, что она подметила верно.

Главным поводом для беспокойства оставалась ситуация во Вьетнаме. Несмотря на присутствие в стране 16 тысяч «военных советников», посол США в Сайгоне Генри Кэбот Лодж 14 октября докладывал Кеннеди: в противостоянии с Вьетконгом Соединенным Штатам удается «лишь худо-бедно удерживать свои позиции». Кеннеди и его советники пришли к выводу, что правительство Нго Динь Зьема, коррумпированное, непопулярное, неэффективное с военной точки зрения, а теперь даже враждебное по отношению к Вашингтону, необходимо убрать, и начали стимулировать военный переворот. Тем не менее известие, что 1 ноября в Сайгоне Нго Динь Зьем и его брат были убиты в ходе вооруженного переворота, потрясло Кеннеди. Убийство и смерть постоянно присутствовали в его мыслях. 11 ноября, в День ветеранов, он посетил ежегодную церемонию у Могилы Неизвестного Солдата на Арлингтонском национальном кладбище. Потом, расхаживая среди воинских могил на холме над Потомаком, он сказал Роберту Макнамаре, министру обороны: «Это одно из красивейших мест на земле. Когда-нибудь я хотел бы лежать здесь…» Позднее Бобби Кеннеди говорил Уильяму Манчестеру, автору книги «Смерть президента» (Death of a President), что 19 ноября Джон звонил ему семь раз и был «довольно мрачен». Улетая в Гонолулу с Дином Раском и Макджорджем Банди на совещание по Вьетнаму, Кеннеди сказал Пьеру Сэлинджеру: «Хотелось бы не ездить в Техас». Во время приема в тот вечер Этель Кеннеди, наблюдавшая за происходящим, поняла, что Джона одолевают тяжелые мысли. Он откинулся на спинку кресла-качалки, подперев голову рукой, серые глаза смотрели в пространство. Председатель Верховного суда Дуглас в шутку воскликнул, что в Техасе будет несладко. Ответа не последовало, Кеннеди был погружен в собственные мысли. «Что его так занимает?» – подумала Этель. Когда группа собиралась пройти к лестнице, она подошла поздороваться. Раньше, какими бы сложными ни были его проблемы, президент всегда отвечал. Но не сейчас. Впервые за тринадцать лет он смотрел сквозь нее.

Перед отъездом в Даллас Кеннеди позвонил своей бостонской подруге. «Он тогда сказал мне кое-что странное, – вспоминала она. – Он сказал: “Знаешь, почему я люблю с тобой разговаривать? Тебе всегда интересно, что случится завтра и послезавтра, ты строишь планы… а вот я совсем не вижу завтра… совсем не вижу…”»

Конечно, Даллас отнюдь не дружественная территория. За неделю до выборов 1960 года Линдон Джонсон и его жена имели серьезную стычку с группой республиканцев, в том числе довольно важных персон, которые оплевали Леди Бёрд. В октябре 1963 года толпа улюлюкала, когда Эдлай Стивенсон выступал в Далласе с речью по поводу Дня ООН, и какая-то женщина ударила его по голове плакатом. Стивенсон и Стэнли Маркус, у которого он останавливался, отговаривали Кеннеди от поездки. Вопреки слухам Джонсон отнюдь не подталкивал Кеннеди ехать в Даллас, не желая, чтобы тот увидел, насколько мало его, Джонсона, влияние на соперничающие демократические фракции в Техасе, представленные злейшими врагами – консервативным губернатором Джоном Коннелли (личным другом Джонсонов) и либеральным сенатором Ралфом Ярборо. За три дня до прибытия президента, назначенного на пятницу 22 ноября, Коннелли, который не хотел, чтобы Кеннеди слишком подолгу находились на публике, яростно выступал против кортежа, считая, что Кеннеди надо прямо из аэропорта привезти в зал, где состоится официальный обед. Кенни О’Доннел сказал Биллу Мойерсу, одному из телохранителей: «Президент не собирается прятаться. Зачем тогда ехать, можно и отсюда выступить по телевизору». В тот же день был утвержден маршрут кортежа. Вашингтонский корреспондент Dallas Times-Herald, Элизабет Харрис, проследила, чтобы две далласские газеты опубликовали маршрут вечером в четверг 21 ноября и утром в пятницу 22-го.