Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Но главным образом вмешательство Афин вызывалось несовершенством судебных порядков. Если мы вспомним, в каком положении находилось судопроизводство в самих Афинах, то нам легко будет составить себе представление о характере юрисдикции в средних и небольших городах сою­за, из которых лишь немногие насчитывали 10 тыс. жителей. Судопроизводство неизбежно должно было обращаться в орудие личных и политических интересов, и, следовательно, повсюду, где управление находилось в руках враждебной Афинам партии, друзья Афин были беззащитны против про­извола своих противников. Чтобы положить конец этим бес­порядкам, существовало при тогдашних условиях только одно средство: лишение союзных государств права высшей уголовной юрисдикции и передача всех процессов этого ро­да на суд афинских присяжных. Впервые эта мера была при­менена к некоторым отпавшим союзным городам, как, на­пример, к Халкиде, после усмирения Эвбеи в 446 г., но по­степенно принудительная юрисдикция была распространена на большую часть союзных государств. Так как афинские присяжные руководились, конечно, аттическими законами, то эта мера привела прежде всего к объединению большей части союза в отношении уголовного права, но и помимо этого успеха, решение чужих судей — по крайней мере там, где не были замешаны в дело политические интересы Афин — без сомнения, гораздо вернее обеспечивало справедли­вость приговора, чем суд сограждан. Правда, судебные из­держки союзников сделались благодаря этому очень велики: тяжущиеся принуждены были совершать далекое путешест­вие в Афины и здесь, ввиду огромного накопления дел в су­дах, ждать решения иногда по целым месяцам. И если мы

вспомним, как смотрели на народные суды образованные люди в самих Афинах, то мы легко поймем, какие чувства должна была возбуждать в союзниках принудительная юрисдикция этих судов.

Чем больше государств приходило, таким образом, в за­висимость от Афин, тем ничтожнее должно было становить­ся значение союзнического совета; с того времени, как казна была перенесена в Афинский Акрополь, собрания союзни­ков происходили все реже и реже и, наконец, прекратились совсем. Теперь Афины управляли делами союза совершенно по своему произволу; вопросы о войне и мире решались в Афинском народном собрании, и его постановления были обязательны для всех союзных государств. Величина взно­сов определялась афинскими податными комиссиями; если какой-нибудь город был недоволен раскладкой, он должен был обращаться со своей жалобой в Афинский народный суд, который и решал дело в последней инстанции. Пока во главе государства стоял Перикл, размеры податей остава­лись в общем те же, какие были установлены еще Аристи­дом; только уже финансовые затруднения во время Пело­поннесской войны принудили афинян удвоить и утроить со­юзнические взносы, пока, наконец, не было решено совер­шенно оставить старую податную систему и заменить дань портовыми пошлинами. С целью упорядочить сбор податей союз был в 442 г. разделен на пять округов: Ионию, геллеспонтские области, Фракию, Карию и „острова" (т.е. Кикла­ды, Эгина, Эвбея, Лемнос и Имброс).

Относительно способов употребления союзных денег также самовластно решало Афинское народное собрание. Перикл не постеснялся открыто заявить, что в этом отноше­нии Афины не обязаны отдавать союзникам никакого отчета, раз они исполняют взятые ими на себя обязанности — за­щищать союзников против Персии и поддерживать порядок на море. Естественно, что с течением времени все большая и большая часть союзных денег тратилась на удовлетворение чисто афинских нужд. Жалованье судьям, насколько не хва­тало для этого доходов самого суда, — содержание конницы, дорогие постройки, которыми Перикл украсил Афины, — все эти расходы покрывались из союзнических взносов. Для финансовой силы союза эта система имела роковые послед­ствия: тогда как до сих пор, несмотря на войны, казна посто­янно возрастала, теперь, в мирное время перед Пелопоннес­ской войной, она уменьшилась на целую треть, с 9700 до 6000 талантов.

Но всячески урезывая права союзных государств и пре­вращая союз в Афинскую державу — архе, Афины не делали ничего, чтобы внутренне связать с собою союзников. Только с трудом добилась Эвбея права эпигамии, которое Афины все равно должны были бы даровать ей ввиду многочислен­ности поселившихся на острове афинских граждан. Но ни Кимон, ни Перикл, ни какой-либо другой государственный человек Афин не имели в виду даровать союзникам или, по крайней мере населению Эвбеи и Киклад, которое находи­лось в таком близком родстве с афинянами, право аттическо­го гражданства. Эта мысль возникла только после сицилий­ской катастрофы, когда было уже поздно приводить ее в ис­полнение. Страх перед персами, который первоначально за­ставил союзников сплотиться вокруг Афин, с течением вре­мени все более ослабевал; и если демократический режим, введенный в большинстве союзных городов, обеспечивал Афинам симпатии неимущей части населения, то он восста­новил против них образованные и состоятельные классы, и эта вражда все более усиливалась, по мере того как возрас­тали злоупотребления демократии и общественное мнение в Греции все громче требовало ограничения необузданного народовластия. Союзники с горечью сравнивали собствен­ную участь со свободным положением пелопоннесских со­юзников Спарты и ждали только благоприятной минуты, чтобы свергнуть ненавистное владычество Афин. Даже де­мократы не могли найти в себе мужества, чтобы энергично действовать в пользу Афин, которые поработили их город; поэтому отложение союзных городов лишь в редких случаях встречало противодействие со стороны демоса.

В Афинах хорошо понимали, что только грубая сила держит союзников в покорности. Нерешительный образ дей­ствий Перикла в начале Пелопоннесской войны был обу­словлен главным образом уверенностью в том, что пораже­ние тотчас повлечет за собой отпадение союзных государств, и Клеон открыто заявляет у Фукидида, что Афины стоят к союзникам в таком же отношении, в каком стоит тиран к своим подданным. Естественно, что Афины систематически стремились к обезоружению союзников; это удалось им без труда, потому что невоинственные обитатели островов и азиатского побережья с самого начала предпочли платить дань, чем поставлять на флот корабли. Насколько было воз­можно, союзные города лишили стен. Около 440 г. из всех союзных государств только три могущественных острова — Самос, Хиос и Лесбос — сохраняли еще полную независи­мость, не платили дани и сами поставляли суда на флот. Здесь-то и произошло первое восстание, которое подвергло серьезной опасности существование союза.

Самос с самого начала занимал первое место между го­сударствами Афинского союза. Здесь в 479 г. вспыхнуло восстание Ионии против персидского владычества, и осно­вание морского союза было преимущественно делом самосцев. Это был самый могущественный из союзных городов; кроме собственного острова, он владел Аморгом и значи­тельной областью на ионийском материке. Из-за этих-то континентальных владений Самос в 440 г. объявил войну соседней Триене, к которой вскоре примкнул Милет. Так как Самос и теперь был гораздо сильнее своих противников, то Милет принужден был обратиться к посредничеству Афин. Действительно, предупреждение столкновений между чле­нами союза составляло если не формальное право, то нрав­ственную обязанность Афин. Но Перикл полагал, что про­стого посредничества недостаточно. Во главе эскадры в 40 триер он неожиданно явился перед Самосом, овладел го­родом с помощью демократической партии и заменил оли­гархическую конституцию, которая до тех пор господство­вала на острове, демократической. Это было, может быть, самое вопиющее нарушение автономии союзного государст­ва, какое до сих пор позволили себе Афины, и оно не оста­лось безнаказанным. Как только отплыл афинский флот, новооснованная демократия пала, и на Самосе началось откры­тое восстание. Вскоре к Самосу примкнула Византия и не­сколько карийских городов. Сатрап Сард, Писсуфн, прислал помощь и обещал снарядить вспомогательный финикийский флот.