Всемирная история в 24 томах. Т.9. Начало Возрождения

Заранее тщательно продумывали, чью поддержку себе обеспечить, какие противоречия сгладить, к какой группировке примкнуть.

Устройство брака было для скучающих обитательниц царского гинекея своего рода развлечением и видом благотворительности: императрица и знатные дамы подыскивали женихов для девушек-сирот, для вдов и невест из некогда видных, но обедневших семей.

Однако подчас заключение важного брака не обходилось без вмешательства гораздо более влиятельных лиц, вплоть до самого василевса. Брак по воле самодержца являлся порой и рассчитанной карой: навязывали уродину или безродную.

С начала правления Алексея I Комнина в среде византийской аристократии стал утверждаться западный обычай: у государя испрашивалось разрешение на брак. Таким образом император делал систему брачных связей одним из важных рычагов своей политики в сложной внутренней борьбе за власть. Особую осмотрительность император проявлял при заключении брачных связей членов своего рода.

Некогда, еще в X веке, в царской семье поступали совсем иначе. Константин VII разрешил своему сыну жениться на дочери простого харчевника — красавице Феофано, которая стала матерью Анны, жены русского князя Владимира I.

С тех пор ничего подобного не случалось вплоть до 1453 года. Исчез навсегда и старый обычай смотрин невест для василевса и его наследника, свозившихся в столицу из провинций и принадлежавших не к одному социальному кругу. К концу XII столетия постепенно утверждается феодальный принцип наследственности «благородства» — проникнуть в среду аристократии «чужакам» становится все труднее.

Материальные расчеты, политическая игра, неравные браки — все это отнюдь не означало, что любовь была неведома для византийцев. Не всегда она предшествовала браку, но очень часто сопутствовала.

В сборниках поговорок и изречений («Пчелах») утверждается мысль, что высшее счастье для мужчины — обретение любящей благонравной жены. В сказании о Стефаните и Ихнилате говорится, что «высшим благом обладает человек», для которого соединились воедино три компонента: разум, добрый советчик и любимая жена. Смерть хорошей жены считалась равносильной утрате половины «или еще больше» — всех жизненных благ. Тогдашний автор писал, что любящий принадлежит не себе, а предмету любви: муж, любя жену, всего себя отдает ей, ею лишь дыша и о ней только мечтая.

Нарядить любимую жену, украсить драгоценностями даже ее коня было не только долгом, но и радостью для знатного супруга, да и сам он, спеша к жене после разлуки, стремился предстать перед ней во всем блеске. «Нет в мире большей радости,— говорил Дигенис Акрит,— чем радость нежной страсти».

Воспевая любовь царственных супругов Иоанна III и Ирины, историк и поэт XIII века Георгий Акрополит говорил от ее имени:

И с ним я сочеталась, с юным — юная,

И по любви взаимной мы в одно слились.

Связало нас законное супружество.

Но крепче страсть связала обоюдная:

Супружество смесило нас в едину плоть,

Любовь же душу нам дала единую!

Идеалом византийца была не только послушная, заботливая и богатая жена, но также красивая и образованная. Однако даже обученная риторике богатая красавица не могла надеяться на хорошую партию, если начинала ходить молва о ее нескромном поведении.

Вопрос о девственности невесты считался весьма важным при заключении брака. Обманутый супруг-молодожен, при соблюдении точно оговоренных условий, мог по закону уже утром расторгнуть брак.

Знатные ромейки заботливо следили за своей внешностью. Бывшие в ходу тогда медицинские трактаты давали множество рецептов по уходу за кожей лица, по борьбе с морщинами, выпадением волос, дурным запахом изо рта.

Некрасивость или уродство воспринимались как трагедия.

Старшая дочь Константина VIII Евдокия, в детстве болевшая оспой, едва став подростком, поспешила уйти в монастырь. Полумонашескую жизнь вела и ее некрасивая младшая сестра Феодора, так и оставшаяся в девках. Зато средняя из сестер, Зоя, отличавшаяся красотой и легким нравом, сделала из своих прелестей подобие культа. Чем естественней честолюбец и корыстолюбец падал в «обморок», «сраженный» ее красотой, тем большие награды его ожидали.

Зоя сама, в своих покоях, в невыносимой духоте, даже будучи старухой, варила дорогие косметические средства и, по свидетельству современников, ее лицо до 70 лет сохраняло свежесть и привлекательность.

Следует коротко остановиться и на явлениях, способствовавших распаду семьи, то есть прежде всего — на проблеме адюльтера. В наше время в историографии высказываются мнения, что к началу XIII века в Византии стали снисходительно смотреть на адюльтер среди женатых мужчин и замужних женщин. Действительно, те строгие законы, что были непреложны раньше, стали соблюдаться, по-видимому, в этот период не всегда последовательно.

Их нарушали сами императоры, призванные обеспечивать действенность официального права. И Мануил I Комнин, и Андроник I Комнин имели детей от родных племянниц. Закон же предусматривал в таких случаях не только отсечение носа и казнь. Однако императоры остались, естественно, безнаказанными.

Скандальные связи Константина IX Мономаха не раз вызывали волнения в столице. Едва женившись на Зое (это был ее третий брак), Мономах ввел во дворец свою фаворитку Марию Склирену. Царская спальня была устроена так, что покои василевса совмещались со смежными помещениями Зои и Склирены. Ни одна из них не входила к Константину без стука. Многочисленный дворцовый люд подражал императору, уверенный в безнаказанности. Народ бурно протестовал, требуя удаления Склирены.

Анна Комнина уверяет, что со времен Мономаха женская половина дворца пребывала в разврате.

Любовь Склирены, кстати говоря,— один из немногочисленных сохраненных источниками примеров самоотверженной женской любви.

Происходившая из богатого и знатного рода, Склирена полюбила опального вдовца Константина и, продав свои владения (имущество Мономаха было, видимо, конфисковано), последовала за ним в ссылку на остров Лесбос, где они прожили вместе семь лет.

Безусловный ценитель подлинной культуры, тонкий наблюдатель и психолог, Пселл много лет спустя после смерти Склирены с восторгом писал о ее уме, такте, воспитанности, образованности, скромности и умении слушать. Она не была красавицей, заключает писатель, но обаяние ее личности действовало неотразимо.

Щедрый и негневливый, но недалекий и ветреный Мономах окружил Склирену роскошью, но вряд ли тем вознаградил ее за большую любовь. Когда Склирена внезапно умерла, василевс, по словам Пселла, каялся в горестном недоумении и плакал, как ребенок, жалуясь каждому встречному.

В крупных городах Византии жили образованные и богатые гетеры. Об одной из них рассказывается в сатирическом сочинении «Путешествие в ад». Ее посетителями были высокопоставленные знатные лица, но когда влюбившийся в эту красавицу некий «неразумный» чиновник хотел взять ее в жены, император не разрешил.

Дома терпимости находились почти в каждом из многочисленных кварталов Константинополя, имея официальный и неофициальный статус.

Среди их обитателей было немало девочек-сирот, которые в бедных кварталах едва добывали себе на пропитание. Занимались они также прядением шерсти. Власти иногда превращали дома терпимости в исправительные колонии, загоняли гетер в монастыри, но все это давало лишь временный эффект.

В целях сохранения интересов семьи закон сурово преследовал и сожительство с рабынями и весьма распространенные в империи издавна (видимо, под влиянием Востока) разного рода пороки. Однако в источниках приводится множество примеров нарушения закона и почти не приводятся упоминания о наказаниях.

За сожительство с чужой рабыней полагались штраф и порка, за сожительство с собственной — полагалась продажа ее в пользу фиска. Но рабыни находились в полной зависимости от господ. В одном из житий нарисована яркая сценка: рабыня, удостоенная внимания господина, дерзит хозяйке, заносится перед домочадцами, а когда хозяйка жалуется на нее мужу, он награждает плетью не рабыню, а супругу.