За кулисами Мюнхенского сговора. Кто привел войну в СССР?

Попытка «беса» в координации со своими западными покровителями «реинкарнировать» так называемый «грузинский инцидент» в виде «восстания» провалилась. Оно оказалось на редкость неподготовленным и трусливым — «повстанцы» не продержались и полдня со своим Временным правительством, которое должно было пригласить войска западных стран «на защиту» Грузии от Советов. К концу 29 августа 1924 г. Могилевский, Кванталиани и Берия уже широко распахнули двери «гостеприимных» камер Грузинской ЧК для «повстанцев», определив подавляющую их часть на казенный постой. Даже столь беглое перечисление фактов исключает какую-либо вероятность случайных совпадений — уж слишком явно, что это цепь взаимосвязанных событий, хотя и провалившихся в итоге.

Но не менее явно и то, что одним из звеньев в этой цепи было внезапное назначение Тухачевского заместителем начальника Штаба РККА и в тот же день еще и и. о. начальника Штаба! Без каких-либо видимых на то причин. Кратковременное отсутствие Фрунзе, на котором и лежало руководство Штабом, — не причина, из-за которой делаются такие назначения! Тем более что оно почему-то произошло менее чем за месяц до первоначального срока восстания меньшевиков в Грузии — 18 июля 1924 г., а само восстание сначала было назначено на 15 августа 1924 г.! После этого назначения Тухачевский зачем-то зачастил в Западный военный округ, куда опять были назначены его люди! То есть не должно ли выходить так, что в обмен на серьезное повышение Тухачевский летом 1924 г. дал «бесу» согласие стать, наконец, его «шпагой» для осуществления военного переворота, в том числе и с использованием верных ему командиров Западного округа и вверенных им частей в момент, когда вспыхнет восстание в Грузии?! От Смоленска-то, где тогда находился штаб Западного военного округа, до Москвы — рукой ведь подать. То есть выходит, что военный переворот при активном участии Тухачевского намечался уже тогда. И было бы весьма нелогично предполагать, что к 1937 г. Тухачевский остепенился… — не той он породы был. Такие наклонности с возрастом не исчезают…

Однако все попытки Троцкого весьма последовательно проваливались. Сила событий, но особенно же сила логики событий явно не без удовольствия демонстрировала, что она-то на стороне Сталина, даже невзирая на все его социалистические термины и речи. Таким образом, очевидно, что публикация упомянутого выше письма Детердинга не была вздорным экспромтом зарвавшегося нефтяного «короля» — он знал, что и почему делает. Как, впрочем, и «срочно заболевший загадочной температурой» Троцкий, который стал добиваться разрешения на выезд за границу. А пока он был занят этим, «комитетчики по освобождению томящейся под советским гнетом» Грузии в расширенном составе собрались на берлинской квартире М. Гофмана в феврале 1926 г. На этот раз негодяев набралось уже 30 «человек», включая и некоторых представителей парламентской сволочи Германии. Появились в этой банде и связанные с нацистами лица: отставной капитан третьего ранга и уже матерый бандит-убийца Герман Эрхард — непосредственный организатор убийства Вальтера Ратенау, и некто д-р Ойген Вебер — якобы меценат, а на самом деле подставная фигура, через которую финансировалось связанное с нацистами Движение зарубежных немцев. Оба являлись единомышленниками М. Гофмана. С лихвой обмыв очередную встречу шнапсом, собравшиеся решили продолжать свои усилия по освобождению «несчастной» Грузии.

Следующая встреча этих тварей произошла уже в мае в Гааге и под руководством самого Детердинга. Тогда же было провозглашено, что-де «с большевизмом в России будет покончено еще до конца этого года (т. е. 1926 г. — А. М.); после этого Россия будет пользоваться доверием во всем мире. Для каждого, кто будет готов к сотрудничеству, она откроет свои границы. Деньги, кредиты и, что еще важнее, заказы рекой потекут в Россию». А уже в июне 1926 г., по данным советской разведки, в Иондоне состоялась секретная, формально англо-германская, а в действительности весьма представительная международная конференция, преследовавшая цель организации вооруженного нападения на СССР объединенными силами Запада, прежде всего Великобритании, Франции и Германии в целях его уничтожения, расчленения и возобновления грабежа его национальных богатств. В работе конференции приняли участие: от Великобритании — заместитель министра иностранных дел по разведке Майлз Локкер-Лэмпсон и нефтяной «король» Генри Детердинг, от Германии — ярый «западник» и отъявленный русофоб, ставленник наиболее реакционных кругов экономической элиты Веймарской Германии генерал Макс Гофман, германские политики прозападной ориентации — фон Клейст и фон Курсель. Кроме того, присутствовали также и некоторые влиятельные мерзавцы из Болгарии, Польши, Румынии, Чехословакии и даже Турции и Ирана, а также лимитрофная падаль в лице прибалтийских «баронов». Присутствовал даже какой-то потомок Наполеона — Георг фон Лейхтенберг. Этот и вовсе разразился посланием на имя конференции, в котором утверждал, что-де «будущий военный поход на Россию (СССР) имеет наиважнейшее значение для политического и экономического роста стран Западной Европы»! Пример незадачливого прародителя» ему, естественно, не впрок!

Конференция утвердила также и англо-германское соглашение. Его суть сводилась не только к призыву о всяческом как политическом, так и финансовом содействии вторжению германской армии на Украину и Кавказ с тем, чтобы эти территории попали бы под свободный» гнет Англии и Германии, но и к планированию целого ряда соответствующих подрывных мероприятий. Согласно протоколу конференции, вся эта сволочь гуртом выразила большое желание принять участие в сборе средств для финансирования крупномасштабного военного нападения на Россию (СССР). Детердинг до того разошелся, что расщедрился, правда на словах, аж на целый миллиард марок для этих целей. Однако потом, судя по всему, передумал, так как ему — одному из крупнейших воротил мирового бизнеса того времени — очевидно, больше понравилась сравнительно дешевая затея грузинских уголовников напечатать фальшивые советские деньги (тогда еще в обороте находились обеспеченные золотом червонцы). «К несчастью» для всей этой падали, сэр Детердинг страдал словесным «энурезом». Он во всеуслышание ляпнул, что-де Россия «в данный момент стоит на пороге инфляции». В СССР это его заявление заметили. Расследовав все с помощью заграничной агентуры, ОГПУ вскоре подкинуло соответствующие материалы германской полиции, которая повязала всю эту шайку международных подонков именно на фальшивомонетничестве. Устроив затем вселенский скандал, совместными усилиями чекистов и дипломатов заставили германское буржуазное правосудие усадить мерзавцев на скамью подсудимых, а затем и за решетку.

Трудно однозначно сказать, «консультировал» ли Троцкий этих негодяев, но то, что не обошлось без его влияния, — это абсолютно точно. Потому что когда спустя несколько лет советская разведка предала гласности выработанный на этой конференции план нападения на СССР и его конечные цели, то его содержание четко свидетельствовало о том, что без «знаний» Троцкого дело не обошлось. Слишком уж резко выпирал из этого плана «кавказский акцент» — такую ярко выраженную ставку на подрывные элементы на Кавказе и в Грузии могли сделать только с подачи Троцкого [274]. В Москве прекрасно поняли причину созыва этой конференции. Ведь за два месяца до нее — 24 апреля 1926 г. — был подписан договор о нейтралитете и ненападении между СССР и Германией, взбесивший тогда и официальный Лондон, и всех германских «западников», выразителем настроений крайних «ультра» среди которых и был генерал М. Гофман. Ставший звонкой ответной пощечиной Кремля Западу за подписание Локарнских соглашений 1925 г., договор явился результатом совместных усилий Москвы и наиболее трезво мыслящей части политической, экономической и особенно военной элиты Германии того периода, прежде всего генерала Г. фон Секта.

Кстати, хитроумного «беса» именно потому так одолела «загадочная температура», что это происходило накануне подписания этого договора. Ему надо было поспеть, во-первых, на «консультации» с западными партнерами — М. Гофмана он знал еще по переговорам в Брест-Литовске 1917 г., а во-вторых, чтобы успеть сорвать подписание упомянутого выше советско-германского договора. Потому что о какой интервенции в таком случае могла бы идти речь, если государство, на которое возлагается едва ли не основная военная задача, подписывает с Советским Союзом договор о нейтралитете и ненападении? [275] Тем не менее подписание договора состоялось. Конечно, советская разведка, а соответственно и Кремль знали не только об этой конференции и принятых на ней решениях. Не менее хорошо Москве было известно, что 22 июля 1926 г. состоялось секретное заседание Комитета имперской обороны Англии. После заявления в то время канцлера казначейства У. Черчилля «о русской угрозе» члены комитета рассматривали возможные меры внутреннего и международного характера, в том числе и военные, и высказали соображения по поводу того, «как лучше отразить гигантскую угрозу цивилизации». Черчилль даже потребовал от начальников морского, сухопутного и военно-воздушного штабов рассмотреть военные аспекты «отражения гигантской угрозы», проще говоря, разработать план военного нападения на СССР [276]. Одновременно руководящий сотрудник Форин Оффис Д. Грегори представил в указанный комитет меморандум, в котором рассматривались возможные последствия разрыва отношений с СССР. 26 июля 1926 г. Комитет имперской обороны направил в Форин Оффис свой меморандум. В нем указывалось, что Локарнские соглашения должны рассматриваться как фактор «наиболее эффективной защиты от опасности, идущей с Востока» [277].