От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в

4 августа 1701 г. в присутствии губернатора и всех высших чиновников Новой Франции 38 вождей поставили свои тотемные знаки под текстом договора, в котором провозглашалось установление всеобщего мира, хранителями которого и арбитрами в межплеменных конфликтах становились французы. При этом ирокезы брали на себя особое обязательство соблюдать нейтралитет в случае войны между англичанами и французами. [901]

Существуют различные оценки этого события. Ф. Паркмен утверждал, что «это было лишь перемирие и притом весьма сомнительное», которому не стоит придавать большого значения. [902] С точки зрения У. Дж. Эклза, ирокезы таким образом признали свое поражение в почти вековой схватке с французами за контроль над западной мехоторговлей. [903] Канадский историк-марксист С.Б. Райерсон, наоборот, считал, что это был дипломатический успех ирокезов, которые смогли устраниться от участия в губительной для них англо-французской борьбе. [904] Д.Э. Лич подчеркивал, что это было «серьезное дипломатическое поражение для Англии». [905]

Ф. Дженникгз полагает, что договор был выгоден и ирокезам и французам, а в определенной степени и жителям колонии Нью-Йорк, так как таким образом устанавливался мир на ее границах, сохранявшийся в ходе Войны за испанское наследство. [906]

На наш взгляд, выход ирокезов из игры, безусловно, был объективно прежде всего на руку французам. Суверенитет англичан над Союзом пяти племен превратился в фикцию. Теперь англичанам было гораздо сложнее заставить их вести войну на два фронта, в то время как французы, сохраняя союз с множеством индейских племен, могли использовать их в борьбе против англичан. В результате во внутренних районах Североамериканского континента (к югу и западу от Великих озер) баланс сил изменился в пользу Франции. Не случайно современник отметил: «…отдельный мир, заключенный с ирокезами в 1700 г., который стал всеобщим в 1701 г. <…> дал королю явное и неоспоримое превосходство в Канаде над всей Новой Англией [имеется в виду вся английская Америка. — Ю. А.]». [907]

В свою очередь, это изменение баланса сил было одним из условий дальнейшего развития французской экспансии в глубь континента. Нью-Йорк, единственная английская колония, которая могла составить конкуренцию французам, была лишена не только важнейшего источника своей военной мощи, своей линии защиты и нападения, но и возможности дальнейшего продвижения на запад. Это позволило французам на какое-то время опередить здесь англичан (правда, в дальнейшем, это привело к новым столкновениям). В любом случае это событие оказало очень большое влияние на дальнейший ход англо-французского соперничества в Северной Америке.

Следует подчеркнуть, что французские колониальные чиновники, и прежде всего губернатор де Кальер, в данном вопросе проявили не просто гибкость, но и значительную самостоятельность. Губернатор Новой Франции отступил от инструкций Версаля и, не дожидаясь решения уполномоченных, нашел компромисс, который устраивал и французов, и ирокезов.

«Великий мир 1701 г.» стал одной из наиболее колоритных и в то же время светлых страниц истории колониальной Америки в целом и ранней истории Канады в частности. По сей день в Стране кленового листа его рассматривают как образец гармонии между европейскими переселенцами и индейцами, которых принято называть «первыми нациями». Летом 2001 г. в Монреале состоялись торжества, посвященные 300-летнему юбилею этого события. [908]

Массачусетс, Акадия и абенаки

Война Аугсбургской лиги не привела к сколько-нибудь существенным изменениям в самой старой зоне англо-французского конфликта в Северной Америке. Вскоре после прекращения боевых действий Массачусетс и Акадия столкнулись со ставшими традиционными проблемами, касающимися английского рыболовства у берегов французских владений, пограничных споров и отношений с абенаки. Кроме того, несмотря на то что Рисвикский мир восстановил status quo в колониях, и Акадия была признана французским владением, никаких изменений в хартию Массачусетса (где, как мы помним, территории Атлантических провинций Канады были отнесены к юрисдикции Бостона) внесено не было.

Уже в начале 1698 г. рыбаки из Бостона, Сэйлема, Марблхеда и других английских поселений снова стали появляться на отмелях у Акадийского побережья. Английские торговцы возобновили прекратившуюся во время войны коммерческую деятельность во французских поселениях. Со своей стороны губернатор Акадии Вильбон весной 1698 г. получил из Версаля инструкции придерживаться в отношениях с англичанами условий Договора об американском нейтралитете, до тех пор пока Комиссия уполномоченных не выработает какого-либо иного решения. В то же время ему было предписано не допускать проникновения жителей английских колоний за реку Кеннебек, которую французы традиционно считали границей Акадии. [909]

В сентябре 1698 г. Вильбон пожаловался помощнику губернатора Массачусетса Уильяму Стаутону на то, что жители этой колонии нарушают границы французских территорий. Он сообщил о данных ему инструкциях, напомнив, что согласно статье V договора о нейтралитете подданным обеих держав запрещается торговать и ловить рыбу во владениях друг друга. Вильбон также предупредил, что если англичане будут претендовать на то, что абенаки являются их подданными, это «может привести к печальным последствиям». [910]

В Бостоне не были согласны с такой постановкой вопроса. Промысел у берегов Акадии давно уже стал важной отраслью экономики Массачусетса. В то же время признание границы по Кеннебеку существенно ограничивало возможности хозяйственного освоения «восточных графств» и создавало серьезные проблемы для безопасности колонии в случае войны с французами. В этой ситуации власти Массачусетса стали действовать сразу в нескольких направлениях или, точнее, на разных уровнях.

В ноябре 1698 г. они направили петицию королю, где жаловались на обиды со стороны французов и их «беспочвенные и непомерные» притязания, в результате чего, по их словам, страдали интересы не только колонии, но и метрополии. Бостонцы просили Вильгельма III утвердить английский суверенитет над спорной территорией в долине Кеннебека и обеспечить его добрым подданным «мирное использование ими их старинных и несомненных привилегий на лов рыбы в морях у берегов Акадии или Новой Шотландии». [911] Очевидно, в Бостоне хорошо понимали, что Вильбон является лишь скромным исполнителем воли Версаля, и, для того чтобы добиться принципиального решения проблемы, надо действовать на самом высоком уровне.

Однако власти Массачусетса не отказывались и от прямых контактов с губернатором Акадии. В том же ноябре 1698 г. вернувшийся к тому времени из Европы Джон Нельсон посетил Вильбона в форте Сен-Жан. О содержании этой встречи нам ничего не известно, но, видимо, она была достаточно продуктивной, так как после нее Вильбон стал закрывать глаза на коммерческую активность бостонцев в Акадии. Это было вызвано как его личной заинтересованностью в торговле с англичанами, так и объективно сложным положением французской колонии, испытывавшей острую нехватку европейских товаров. [912] Тогда же Вильбон, понимая, что имеющихся у него сил явно недостаточно, для того чтобы бороться с английскими рыбаками, предложил продавать им лицензии на право вести промысел на акадийских отмелях и сушить рыбу в специально отведенных для этого местах. По его расчетам, это могло бы приносить 4-5 тыс. ливров в год, которые можно было бы пустить на строительство новых укреплений в колонии. [913]