Цари ордынские. Биографии ханов и правителей Золотой Орды

В связи с взятием Джулата небезынтересно отметить наблюдение исследователей о существенной смене религиозной политики в завоеванных аланских землях. Если до похода 1277-1278 гг. здесь активно действовали грузинские миссионеры, то после него их влияние резко ослабло, и на смену им пришли римско-католические миссионеры, действовавшие через Золотую Орду [см.: Нарожный 1989. с 109]. Очевидно, это было связано с тем, что Грузия являлась вассалом Хулагуидского Ирана, и Менгу-Тимур, укрепив власть в Алании, постарался заменить проводников хулагуидской политики на католических проповедников, имевших более тесные Связи с Золотой Ордой.

84

См.: Экземплярский 1891, с. 573-575.

85

Подобная версия излагается впервые лишь в Никоновской летописи: "Того же лета оклеветанъ бысть во Орде ко царю князь велики Рязанский Романъ Олговичъ, внук Ингваровъ, правнук Игоревь, праправнук Глебовъ, глаголющее, яко хулить тя великого царя и ругается вере твоей. Онъ же напусти на него Татаръ; они же начаша нудиги его к вере ихъ. Онь же глагола к нимъ: "не достоитъ православным христианом оставя веру свою православную и приимати веру бесерменскую поганую". Они же начаша его бити; онъ же глаголаше: "христианинъ есмь, и воистину христианская вера свята есть, и ваша Татарскаа вера погана есть'' Они же не хотяше от него таковыхъ речей слышати, и отрезаша языкь. и заткоша уста его убрусомъ, и начаша резати его по суставомъ и метати раздно, персты вся обрезоша и у ног и у рук, и устне и уши и прочая суставы розрезаша. и яко остася трупь единъ, они же одраша кожу отъ главы его и на копие взоткнуша. И ce убо сей новый мученикъ бысть подобен страстию Иакову Перскому" [ПСРЛ 2000а. с. 149; см. также. Афанасьев 2005, Борисов 2005, с 67].

Современный исследователь-монголист П. О. Рыкин посвятил специальную статью этому эпизоду русско-монгольских отношений, использовав сообщение Никоновской летописи и сделав вывод о том, что столь жестокая казнь носила ритуальный характер и была вызвана тяжкими преступлениями самого рязанского князя – "хулой на царя" и "поношением поганой татарской веры". При этом исследователь провел ряд параллелей из монгольской истории и истории взаимоотношений монголов с народами Кавказа, в которых также встречались примеры подобных казней [Рыкин 2005, с. 62-73] Отдавая должное наблюдательности П. О. Рыкина и его умению привлекать параллельные сюжеты из исторических источников различного происхождения, тем не менее, следует отметить, что он слишком принял на веру сообщение Никоновской летописи о похождениях Романа Рязанского в ставке Менгу-Тимура! Дело в том, что этот источник является гораздо более поздним источником, и многие сведения прежних летописцев, как можно увидеть при сравнении сообщений об убиении рязанского князя, подверглись агиографической обработке. Летописец, как видим, практически не скрывает своего намерения создать культ еще одного русского святого – этакой альтернативы упомянутому Иакову Персидскому (мученику IV в., расчлененному по приказу персидского шаха).

Так, согласно Московскому своду конца XV в., "того же лета убиенъ бысть князь Романъ Олгович Рязанскы от поганыхъ Татаръ, и бысть сиче убиение его. Заткоша уста его убрусомъ и начаша резати его по составом и метати разно, и, якорозоимаша его, остася трупъ единъ, они же одравше главу ему взоткоша на копие. Ce бысть новый мученикъ, подобен страстью Якову Персьскому, и купи си страстию царствие небесное, и венецъ прият от руки господня со сродникомъ своим князем Михаилом Черниговським; убиение же его бысть месяца иуля 19" [ПСРЛ 1949, с. 150; см также: ПСРЛ 1848, с. 42]. Тверской летописец XVI в. приводит примерно те же сведения, добавляя лишь нравоучительное увещевание князьям, чтобы они не прельщались мирской славой и возлюбили чистоту [ПСРЛ 1863. с. 403; см. также: Приселков 2002. с. 330; Софийский временник 1820, с. 283-284]. Как видим, в более ранних летописях нет ни слова о вызове князя Романа в Сарай, его "религиозном диспуте" с ханом и смертном приговоре. Нет сомнения, что князь пал жертвой не ханского гнева, а междоусобиц русских князей с участием монгольских войск, вполне вероятно, что и подробности его казни – позднейший вымысел летописцев, желавших причислить князя к христианским великомученикам.

86

См. подробнее: Малышев 2001, с. 143; Tanase 2004, р. 124-125.

87

См.: Рукн ад-Дин Бейбарс [СМИЗО 2005, с 92-93], Wittek 1952, р. 649. И. X. Камалов почему-то датирует это событие не 1277 или 1278, а 1272 г [Камалов 2007, с. 61].

88

Впоследствии Масуд четырежды вступал на трон всего Румского султаната.

89

Родословие тюрков [СМИЗО 2006, с. 393]; Улугбек 2007, с. 97; Утемиш-хаджи 1992, с. 101.

90

См.: Мухамадиев 1983, с. 49-50; Федоров-Давыдов 2003, с 21. Вес медных золотоордынских монет в эпоху Берке и Менгу-Тимура составлял 1, 56 г, а серебряных – 0, 52 г.

91

См.: Pelliot 1949, р. 62. В средневековых исторических сочинениях смерть Менгу-Тимура датируется либо 1280, либо 1282 г., и исследователи до сих пор дискутируют о верности той или иной даты. Нумизматические материалы, казалось бы, свидетельствуют в пользу более поздней даты – сохранилось несколько монет с именем Менгу-Тимура, чеканенных в 1281/1282 г. [см. подробнее: Мыськов 2003, с. 110-111] Однако можно допустить, что в течение какого-то времени, пока не были изготовлены образцы с именем преемника Менгу-Тимура, продолжалась чеканка монет с именем первого хана Золотой Орды. На наш взгляд, путаница относительно года смерти Менгу-Тимура объясняется двумя причинами: во-первых, тем, что до египетских властей сведения о его смерти дошли с опозданием на полтора-два года; во-вторых, в 1282 г. умер другой Менгу-Тимур (23. 10-1256-26. 04. 1282), сын ильхана Хулагу [Рашид ад-Дин 1946, с. 97]. Не исключено, что в более поздних исторических трудах смешались личности этих двух Чингизидов, являвшихся современниками, тезками и сравнительно близкими родственниками (Менгу-Тимур "иранский" приходился нашему герою троюродным дядей).

92

В сочинении Рукн ад-Дин Бейбарса Джиджек-хатун названа матерью Алгуя, старшего сына Менгу-Тимура [СМИЗО 2005, с. 93] Рашид ад-Дин же, перечисляя жен и сыновей первого ордынского хана, вообще не упоминает ханшу с таким именем, по его сведениям, старшей женой Менгу-Тимура была Олджай-хатун из рода кунграт, племянница Мунке-хана, второй – Султан-хатун из рода ушин, третьей – Кутуй-хатун. Менгу-Тимур оставил десять сыновей. От Олджай-хатун родились Алгуй и Токта, от Султан-хатун – Тудан и Баркук (Бурлюк) [Рашид ад-Дин I960, с. 72-73]. Согласно "Му'изз ал-ансаб", Султан-хатун была матерью Абаджи и Тудана, а Кутуй (Тутукуй)-хатун – матерью Бурлюка [Муизз 2005, с. 41]. Матери остальных сыновей – Сарай-Буги, Тогрула, Малагана, Кадана и Кутугана – неизвестны.

Одна из дочерей Менгу-Тимура уже после смерти хана была выдана замуж за Федора Ростиславича Чермного, князя Смоленского и Ярославского, и крещена под именем Анна. Таким образом, с 1299 по 1471 г (присоединение Ярославля к Московскому государству) Ярославским княжеством правили прямые потомки Менгу-Тимура по женской линии [см.: Экземплярский 1891, с. 83].

93

Иоанн де Плано Карпини сообщает, что "между сыном от наложницы и от жены нет никакой разницы, но отец дает каждому из них, что хочет, и если он из рода князей, то сын от наложницы является князем постольку же, как и сын законной супруги" [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 42, см. также- Султанов 2001; 2006].