Древние тюрки

Сасанидов{[472]}.

Зима 603/04 г. принесла персам облегчение: мощь тюркютов была сломлена китайцами, каганат разваливался на глазах, и хотя снова покорить кушанов не удалось, за восточную границу можно было уже не беспокоиться. Только тогда двинулись персидские войска на Византию.

Надо полагать, что события на восточной границе Ирана определили срок выступления персов еще в большей мере, чем учет внутреннего положения империи{[473]}, и до тех пор, пока тюркюты были бессильны, войска Хосроя Парвиза на западе шли от победы к победе.

Глава XI. АШИНА И СУЙ

Воссоединение каганата. Мир 593 г., восстановивший положение, предшествовавшее великой распре, лишил суйского императора плодов всех его усилий. Он хотел, разделив тюркютских князей, поставить их на колени и поддерживать их рознь редкими подачками{[474]}, а вместо этого перед ним снова встал единый и могучий каганат, настаивающий на строгом выполнении торгового договора, столь убыточного для Китая. Мало того, тюркюты прислали просьбу-требование об открытии на границе рынков для меновой торговли с китайским населением{[475]}. Этим они ставили свою экономику в независимое положение и в случае конфликта могли обойтись без услуг двора, а получать необходимые товары непосредственно от производителя. Надо думать, не случайно эта «просьба» совпала с походом на Иран, так как была послана в Китай в 589 г. Очевидно, тюркюты полагали, что шелк им в ближайшее время очень понадобится, так как вот-вот их западные собратья дорвутся до Византии и караваны повезут на запад пряжу, а на восток — золото. Ян Цзянь в этот год был занят покорением царства Чэнь в Южном Китае и потому счел за благо не обострять отношений в столь неудобный момент. Но все, что делалось в ханской ставке, ему не могло нравиться.

Душой всех антисуйских настроений была царевна из дома Чжоу, которая не могла простить императору предательского истребления всех своих родственников. Тот, желая убедить ее в бесполезности мечтаний о мщении, прислал ей в дар драгоценный дверной щит, принадлежавший императору дома Чэнь. Этим он дал понять, что уже весь Китай принадлежит ему, но он только подлил масла в огонь. Царевна ответила на подарок элегией, содержавшей многозначительные намеки:

Предшествует слава и почесть беде. Ведь мира законы — трава на воде. Во времени блеск и величье умрут, Сравняются, сгладившись, башня и пруд. Пусть ныне богатство и роскошь у нас, Недолог всегда безмятежности час. Не век опьяняет нас чаша вина, Звенит и смолкает на лютне струна. Я царскою дочерью прежде была, А ныне в орду кочевую зашла, Скитаясь без крова, и ночью одной Восторг и отчаянье были со мной. Превратность царит на земле искони, Примеры ты встретишь, куда ни взгляни. И песня, что пелась в былые года, Изгнанницы сердце тревожит всегда{[476]}.

Император усмотрел в этих стихах пожелание ему стать жертвой мирового закона превратности, а также твердую непримиримость царевны, но смог в отместку только уменьшить количество подарков, а затем, воспользовавшись