Искупление Дабира

Так оно и было. Пергамент на столе у агая завернулся от попавшего в комнату ветра, а калам из его руки укатился на край стола. Даже золотой куб с чернилами сдвинулся и встал боком.

Что-то зашуршало в углу. Это Магриби, который призван помогать агаю в написании книги о правильном устройстве государства. Лицо у поэта испуганно, а протянутые вперед худые руки на треть вылезли из рукавов цветистого халата. Звук его в мире слабый, но настойчивый и неравномерный, подобный крику голодной цапли...

Впервые за двадцать лет растерян агай. От хлопнувшей двери все произошло. В это время года обычны горячие вихри в Хорасане. Говорится у знающих, что невидимый джинн закручивает воздух в высокий столб, сам начиная вращаться вокруг своей оси. По природе вещей это правильно, но джинны вроде бы бестелесны...

В окно виден молодой шагирд, который трудится в саду по ту сторону арыка. Рядом с ним тайный стражник -- мушериф, как принято. Всякий человек имеет здесь свою тень...

Великий вазир собственноручно поправляет все на столе, выравнивает углы. Опять смотрят прямо на мир его выпуклые серые глаза, отражая предметы. Как и вчера, в месяц урдбихишт уставился он на таблице неба, но губы неподвижны. Пальцы все подрагивают, и никак не придет в соответствие с божьим предопределением тройной стук кости о дерево -- знак агая в этом мире...

IV. СУЖДЕНИЕ УСТАДА -- МАСТЕРА ЦВЕТОВ

Садовник Наср Али, выращивающий тюльпаны, встал на предзакатнуюмолитву. От только что политой земли пахло дувальной глиной. На такырах и барханах в три дня отцвели маленькие цепкие цветы с солнечными головками, а в его саду их жизнь удлинена до поздней осени. На одной карте они уже вышли в бутоны и вот-вот начнут цвести, до половины поднялись на другой карте темные ростки, на третьей лишь проклюнулись светло-зеленые стрелки, а четвертая и пятая карты отдыхают в ожидании высадки крупных гладких луковиц. Устад -- мастер цветов -- ладил с окружным мирабом, и воду ему давали для полива своевременно. Для кустов и больших деревьев безразлично, в какую пору дня их поливать, а сочные стебли тюльпанов сразу же потеют на полуденном солнце и капельки воды становятся подобны китайским увеличивающим стеклам. На месте каждой капли тут же появляется черный ожог. Только к вечеру можно поливать эти тюркские цветы...

До сих пор еще не все садовники-персы занимаются тюльпанами. С незапамятных времен роза -- царь цветов Хорасана. Но тюркские беки принесли из пустыни жгучую страсть к этим простоватым весенним растениям-трехдневкам, которые потом начисто высушивает солнце. И уже три поколения мастеров отбирают и ублажают тюльпаны. Огромные, как кувшины, сделались они, приобрели благородство и тонкость оттенка, а шелковая ткань их лепестков соперничает с гигантскими ночными розами, привезенными древними царями из рухнувшего Ктесифона. Но зато теперь тюльпаны стали бояться солнечных ожогов, растут только на сдобренной жирной саманной пылью грядке, не терпят и слабого ветерка. Не так же и сами тюрки, попавшие волей бога в ухоженные города и селения, вырастают на сочных и хрупких стеблях...

Два раката молитвы уже проделал он, когда между старыми виноградными деревьями появился Реза-ша-гирд, ученик и первый подручный хаджиба всех султанских садов. Но устад продолжал молиться. Лишь когда последний солнечный луч потух за дувалами, он аккуратно свернул коврик и пошел к дому. Шагирд шел рядом, приотстав.

Они прошли маленький двор, в котором женщина готовила ужин, взошли на айван, но не остались там, как бывает в это время года. Только оказавшись в дальней комнате без окон, устад указал гостю на плетеный ковер и сел сам.

-- Что дороже жизни?..

-- Тайна! Устад посидел молча и кивнул головой:

-- Говори!

-- Передают те, о которых известно. -- Шагирд закрыл глаза, чтобы не пропустить ничего из заученного. -- Вчера Гонитель Правды ушел от дел. Но прощальное одевание в халат было таково, словно сейчас он только и приступает к правлению. С отроческих лет тяготится тюрок его наставлениями, но не мыслит обойтись без него.

-- Как поступал новый вазир?

-- Абу-л-Ганаим был позван к младшей жене султана. Хайль-баши войска и сарханги [ дейлемитов говорят между собой, что это ее пятилетний сын должен занять Высочайшее Стремя. А еще тюркские эмиры считают, что персы прибрали всю власть к рукам.

-- Почему горцы -- дейлемиты за Тюрчанку?

-- Те, о которых известно, говорят... -- Шагирд запнулся на мгновение, но потом опять закрыл глаза и взялся для опоры одной рукой за кисть другой. -- Она -- женщина, и безразличны ей род и племя того, кого предпочтет ее плоть. Эмир Кудан находит ее, когда пожелает, а из других чаще бывает в книгохранилище Мануджихр, сар-ханг дейлемитов. Султан две недели назад надел на него золотой пояс, и быть ему сюбаши...

Устад подождал, пока шагирд откроет глаза, и тихо спросил:

-- Вправду ли она так красива, что не видели еще в мире подобного?

Вся кровь ушла вдруг из лица шагирда. Куда-то смотрел он растерянным взглядом, потом медленно повернул голову.

-- Она как солнце, учитель!..

Бесконечное удивление слышалось в его голосе, глаза были широко открыты. Устад понимающе кивнул:

-- Преходящи формы этого мира, рафик, и красота его как сор, попавший в глаза.

-- Я промою глаза, дай!..

Устад теперь тоже смотрел в некую пустоту мимо гостя, словно забыв про него. Пламя светильника стало вдруг разгораться, перебросилось на протекшее сбоку масло. Прогорев, оно успокоилось и вернулось на место.

-- Как поступал в этот день сам Гонитель Правды?..

-- Он писал, а потом калам из его руки упал на стол.

-- Калам упал? -- Впервые у устада поднялись вверх брови.--Так ли ты сказал, рафик?..

-- Я это видел, но начался ветер, и пришлось уйти из сада.

Устад озабоченно покачал головой:

-- Все те же люди в кушке?

-- За всеми деревьями они, и ощупывается сверху донизу каждый приходящий.

-----

' Сарханги, сипахсалары- военачальники

-- Скажи тем, о которых известно, что я все услышал.--Устад поднял руку ладонью к гостю.--Тебе в поучение... На закате пришел ты, когда обычным людям пристойно молиться. И в моем огороде нельзя было тебе идти сзади. Это мне, простому садовнику, надлежит искать перед помощником хаджиба султанских садов. За каждым дувалом здесь мушериф -- это ты сам знаешь. И столбы на базаре -- для нас...

-- Я лишь сухой песок, а слова твои -- вода, даи-худжжат!..

Они вышли на айван, омыли руки. Соседи видели, как устад Наср Али поливал из кумгана молодому подручному султанского хаджиба. Потом они поужинали, и гость ушел, провожаемый устадом до конца улицы. Потом рукой у Реза-шагирда была накрытая платком корзина с землей, в которой покоились начавшие прорастать луковицы тюльпана...

Когда передвинулась и встала меж минаретами пятничной мечети -- Джумы -- розовая звезда Мерва, устад Наср Али прошел в конец своего сада, неслышно отворил вмазанную в дувал дверцу.

-- Что ярче света?..

Это прошептывали по ту сторону дувала. На протянутой из тьмы руке тускло обозначилось кольцо.

-- Тайна!

Оттуда, со стороны арыка, в руки устада была подана сухая выдолбленная тыква, которую носят на боку странствующие суфии. Ими всегда полна дорога от Мерва до Рея и Исфагана. Наср Али принял тыкву и отдал во тьму другую, точно такую же.

* ГЛАВА ВТОРАЯ *

I. ВАЗИР

О благодарности государей за благодеяния, ниспосланные им богом... Когда молитвы народа -- во благо государя, он приобретает в сем мире доброе имя, а в том-спасение. И спрос с него легче, ведь сказано: государство существует и при неверии, но не существует при беззаконии... В предании от посланника -- мир над ним! -- приведено: на страшном суде у тех, кто имел власть над народом, руки будут связаны на шее; если был справедлив, правосудие развяжет его руки и он отправится в рай; если же законы ему были нипочем -- со связанными руками бросят в ад...1