Великая Отечественная. Хотели ли русские войны?

Имеет смысл сравнить эту хронологию с тем графиком, по которому шла подготовка к войне по другую сторону будущего фронта.

В декабре 1940 года Гитлер сообщил своим генералам: «Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока начала операции». Это обещание («восемь недель») Гитлер выполнил: дата вторжения на территорию СССР (22 июня 1941 года) была окончательно установлена и доведена до сведения верховного командования вермахта 30 апреля — за 52 дня до того, как немецкие войска пересекли советскую границу.

Отсчитав те же восемь недель от даты совещания в Кремле 24 мая 1941-го, мы попадаем в 19 июля — вполне реалистичный срок завершения всех мероприятий по стратегическому развертыванию Красной армии.

Заметим, кстати, что в Центральном архиве Минобороны РФ, в архивном фонде трофейных документов противника хранится некая аналитическая записка (она предназначалась, вероятно, для пропагандистских служб вермахта). А в ней описываются причины, побудившие германского «вождя» начать войну против Советского Союза (ЦАМО, ф. 500, оп. 12462, д. 596, л. 65), и в частности упомянут некий «секретный материал, найденный в служебном помещении Красной армии в Луцке» (Западная Украина), в соответствии с которым начало наступления РККА якобы было назначено на 25 июля 1941 года.

Середина июля 1941-го — это «нижняя граница» возможного диапазона дат начала стратегической наступательной операции. Верхнюю границу несложно определить, исходя из оценки природно-климатических условий Восточно-Европейского ТВД.

Главный удар, как было уже отмечено («ВПК», № 30, 2010), предстояло нанести в направлении Львов — Краков с дальнейшим развитием наступления на Познань — Берлин или Прага — Вена. Плановая продолжительность решения «первой стратегической задачи» составляла 25–30 дней.

Но не все на войне идет по плану, к тому же за успешным решением «первой задачи» должен был последовать следующий, еще более глубокий удар. Однако даже в Южной Польше, Словакии и Венгрии бывает зима — сырая, слякотная, с дождями, туманами и мокрым снегом. Для действий авиации и моторизованных войск это значительно хуже «нормальной» русской зимы с крепкими морозами, которые превращают все дорожные направления в «дорогу с твердым покрытием» и сковывают озера и реки ледяным «мостом». Сухая же и теплая погода держится на юге Восточной Европы обычно до октября. Таким образом, конец августа — начало сентября могло считаться предельным сроком, после которого начинать крупномасштабное наступление в Южной Польше и на Балканах было бы слишком рискованно.

Дальнейшее уточнение хронологии «третьего плана Сталина» станет возможным только после радикального изменения объема и состава «источниковой базы», находящейся в распоряжении российских историков. Пока же имеет смысл обсудить только один, но очень важный вопрос: а может быть, не столь уж далека от истины традиционная версия советской историографии? Может быть, и вправду «партия и правительство, распознав коварные планы гитлеровских агрессоров, в начале июня 1941 года приступили к осуществлению мероприятий, направленных на повышение обороноспособности нашей страны»?

Нет, не может. Стратегическое развертывание, начатое в конце мая, никоим образом не могло быть развертыванием для обороны. Столь категорический вывод прямо следует из оценки очевидных и бесспорных географических и природно-климатических условий театра предполагаемых военных действий.

Красноречивая хронология

Логика и хронология тут предельно простые. Войска, начавшие стратегическое развертывание в конце мая, завершат сосредоточение и построение оборонительных группировок никак не раньше первой декады июля. В целях проведения стратегической ОБОРОНИТЕЛЬНОЙ операции это будет уже безнадежно поздно (что и подтвердилось с беспощадной ясностью на полях сражений лета 1941 года).

Наивно было бы ожидать, что Гитлер — если он решится напасть на СССР — станет тянуть с началом вторжения до середины лета. Это Красная армия в «тесной Европе» могла решить стратегическую задачу броском на 300 километров. У Советского Союза была совсем другая география, и вермахту предстояло наступать на глубину в тысячу и более километров.

Как известно ныне, по первоначальному плану германского командования вторжение должно было начаться 15 мая, после того как грунтовые дороги Европейской части СССР окончательно высохнут после весенней распутицы. Но для того чтобы подготовиться к отражению наступления противника 15 мая, следовало начинать стратегическое развертывание Красной армии как минимум в начале апреля.

24 мая завершать развертывание было бы слишком поздно — не говоря уже о том, чтобы только начинать готовиться к нему.

Балканская кампания «смешала карты» Гитлера и привела к отсрочке нападения на СССР на целых пять недель (что, по мнению многих военных специалистов — и не только из числа «битых гитлеровских генералов», фатальным образом отразилось на итогах борьбы на Восточном фронте). Начинать же наступление во второй половине июля было бы для немцев полным безумием: даже при отсутствии всякого сопротивления со стороны Красной армии германской пехоте (а это четыре пятых армии вторжения) пришлось бы в таком случае брести к установленной в плане «Барбаросса» линии Архангельск — Астрахань по пояс в снегу.

Но, может быть, товарищ Сталин и его военачальники просто ошиблись? Ошиблись в оценке планов германского командования, поздно осознали, что Гитлер решил напасть на СССР уже в 1941 году, но затем, в конце мая спохватились и, понимая уже, что безнадежно опаздывают, попытались в экстренном порядке наверстать упущенное?

Нет, эта гипотеза абсолютно противоречит фактам. Не было никакого «экстренного порядка». Все делалось точно наоборот. Стратегическое развертывание РККА происходило в самые растянутые во времени сроки, без объявления открытой мобилизации (она была объявлена с 23 июня — на день позже фактического начала военных действий — ситуация совершенно фантастическая). Войска приграничных округов выдвигались на запад короткими ночными переходами, по лесам и болотам, с соблюдением строжайших мер маскировки. Армии второго стратегического эшелона перевозились из глубины страны к рубежу рек Западная Двина и Днепр при сохранении режима работы железных дорог по мирному времени.

Последнее обстоятельство заслуживает особого внимания. Для многомиллионных армий первой половины XX века железные дороги, поезда и паровозы стали важнейшим «родом войск», во многом предопределявшим исход главных сражений двух мировых войн. Так, на этапе стратегического развертывания вермахта по плану «Барбаросса» немецкие железные дороги перешли на график максимальных военных перевозок с 23 мая 1941 года. Режим военных перевозок в Европейской части СССР вводился (с 12 сентября 1939 года) даже на этапе стратегического развертывания Красной армии перед войной с полуразрушенной Польшей. Однако в июне 1941-го ничего подобного сделано не было!

Фактически в мае-июне 1941 года стратегическое развертывание Красной армии не форсировалась, а всемерно затягивалось. Так не бывает в ситуации запоздалой и спешной подготовки к отражению агрессии. Если у человека загорелся дом, то он бежит тушить его сломя голову, а не ползет к пожарищу по-пластунски темной ночью в маскхалате. Ночью и в маскхалате ползут с другой целью — когда хотят поджечь дом соседа.

5 мая 1941 года Сталин назначил себя председателем Совета народных комиссаров (СНК), то есть главой правительства СССР. Вряд ли надо объяснять, что и до 5 мая 1941 года товарищ Сталин обладал абсолютной полнотой власти. Разгром внутрипартийной оппозиции в конце 20-х годов, восстановление крепостного права в деревне (коллективизация и «раскулачивание»), Большой террор 1937–1938 годов — все эти великие, надолго (если не навсегда) определившие судьбу страны потрясения Сталин возглавил и осуществил, не испытывая нужды в формальном оформлении своего фактического статуса единоличного диктатора. И до 5 мая 1941 года товарищ Молотов, являясь номинальным председателем СНК, согласовывал любой свой шаг, любое решение правительства с волей Сталина.