Последний час рыцарей

«Пожалуй, мне не помешало бы отправить еще пару послов доброй воли к императору и султану — просто на всякий случай», — пробормотал Ломеллино себе под нос, осторожно спускаясь по спиральной лестнице Галатской башни.

Константинополь. Лето 1452 года

Франдзис не мог сдержать теплое чувство, наполнявшее его сердце всякий раз, когда он представал перед императором.

Франдзис стал секретарем Константина в двадцать семь лет. Это случилось в те дни, когда будущий император был правителем Морей.

Константин был тремя годами моложе его. Он, унаследовав четыре года назад трон у своего бездетного старшего брата Иоанна, назначил Франдзиса министром финансов. Но глубокое преклонение, которое новый министр питал к своему государю, оставалось неизменным с прежних дней. Император, в свою очередь, чувствовал эту искреннюю преданность, которая длилась двадцать четыре года. Как и прежде, он привычно полагался на Франдзиса в любом деле, которое требовало секретности.

«Нет никого, кто был бы благороднее моего императора, и телом и духом». Франдзис произносил это с такой гордостью, словно говорил о самом себе.

И в самом деле, Константин XI, несмотря на худобу, был высок и хорошо сложен. У него было узкое лицо с точеными чертами, короткой бородой и мягким взглядом. В наружности правителя царственная осанка сочеталась с человеческой теплотой. Когда он ехал на своем белом коне, а его темно-красный плащ развевался на ветру, не только Франдзис, но и всякий, кто видел его, восхищался этой фигурой, столь же внушительной, как древние цезари.

Его характер тоже представлял собой совершенный образец цельности, честности и правдивости. Правитель терпеливо выслушивал даже мнения тех, с кем не был согласен. Даже Георгий, возглавивший движение против унии с католической церковью, мог лишь почитать императора как человека. Нечего и говорить, что простой народ обожал императора Константина.

И все же Франдзис не мог не признаться в том, что он чувствовал глубокое сожаление из-за того, как несчастливо складывалась семейная жизнь правителя. Первая жена Константина, на которой он женился в двадцать лет, умерла всего через два года после свадьбы. Детей у них не осталось.

Спустя тринадцать лет Константин женился снова, на этот раз на дочери правителя острова Лесбос, но она тоже умерла молодой, не родив ему детей.

После этого Константин не женился, пока не взошел на престол, после чего он не мог более оставаться одиноким, если собирался продолжить императорский род. Двумя годами ранее начались поиски новой императрицы, которыми руководил Франдзис.

Среди возможных претенденток были дочери венецианского дожа и императора Трапезундского, но самой подходящей кандидатурой сочли Мару, царевну Сербии. Во-первых, она была еще достаточно молода и могла иметь детей. Во-вторых, она не перешла в ислам во время своего пребывания в гареме прежнего султана, принадлежа к той же Греческой православной церкви. Но самой важной причиной оказалось то, что она пользовалась уважением нового султана, Мехмеда II. Отношения с турками были делом первостепенной важности для Византийской империи, так что одно это обстоятельство посчитали более чем достаточным «приданым». Другой член византийского императорского дома уже создал прецедент, женившись на вдове султана, так что это тоже не казалось препятствием.

Но каким бы идеальным ни казался этот союз, он сделался невозможным из-за отказа Мары. Христианская царевна, вошедшая в гарем ради спасения своей страны, принесла обет никогда не выходить замуж снова, если ей удастся вырваться из гарема живой.

Узнав об этом, император ничего не мог поделать. В конце концов ему сосватали невесту — царевну Хрузии, небольшой страны в горах Кавказа. Прошлой осенью Франдзис съездил в Грузию, чтобы заключить окончательное соглашение. Но царевна должна была плыть в Константинополь морем. Хотя она собиралась прибыть как можно скорее, назначить точную дату церемонии было невозможно.

Император со своей стороны не мог позволить себе душевный покой, необходимый, чтобы радостно считать дни до свадьбы. С февраля прошлого года у него едва ли выдалась хоть одна спокойная минута.

Император ни на секунду не мог забыть цепь событий, произошедших за тот месяц: неожиданную смерть Мурада, который позволял Византийской империи сохранять ее теперешнее состояние, последовавшее за тем воцарение молодого султана Мехмеда II, о чьих действительных намерениях трудно сказать что-либо определенное.

Такое развитие событий наполняло его тревогой, которую облегчало лишь то, что надежный Халиль-паша и три его советника сохранили свои посты, а договор о ненападении был с готовностью возобновлен.

И все же Османская империя была самодержавной. Византийская империя с трех сторон оказалась окруженной турками. И вот теперь ими правил двадцатилетний юнец, которого опытный император еще не мог разгадать. Константин отправил на Запад новых гонцов с просьбами о военной поддержке.

Это было весной 1451 года. Посольство, возглавляемое членом императорской семьи, немедленно выехало из Константинополя; в апреле оно прибыло в дом семьи Эсте в Ферраре, откуда направилось в Венецию. В августе послы побывали в Риме, где встретились с папой Николаем V. Оттуда они направились в Неаполь, где рассчитывали обратиться за помощью к королю Арагонскому.

Исходя из того, кто вложил в Константинополь больше всего денег и усилий, первоочередной помощи следовало ожидать от Генуэзской республики. Но Генуя была слишком слабой в политическом отношении, чтобы предпринять решительные действия. Как бы там ни было, целью посольства стало воззвание к государствам христианского Запада с просьбой помочь отразить турок-мусульман. Первейшим долгом послов было сообщить папе римскому, что император готов согласиться на объединение западной и восточной церквей под флагом Римско-католической церкви.

Этой осенью папа Николай V отправил императору письмо, обещая военную поддержку на предложенных условиях унии. Венецианская республика согласилась предоставить финансовую помощь и без промедления отдала распоряжение банку Венеции в Константинополе перевести деньги. Но она отказалась послать войска на том основании, что Милан и Флоренция вступили в гражданскую войну. Венеция, разумеется, не могла отправить только свою армию. Оставалось лишь надеяться, что гражданская война будет взята под контроль, а на помощь Константинополю придет большая коалиция западных государств.

Неаполитанский король в обмен на военную помощь потребовал себе императорский трон. Константин по понятным причинам не мог принять это условие.

Глава светской власти всего католического мира, германский император Священной Римской империи, воевал с собратьями-католиками из Венгерского королевства и не заинтересовался тем, что происходило на Востоке. Король Франции тоже проявил равнодушие. Испания была занята войной с мусульманами на своей собственной территории.

Наступление нового, 1452 года не предвещало больших перемен в ситуации в Европе. Лишь противники унии, узнав о позиции византийского императора, выказали признаки упорного сопротивления. Ни дня не проходило без того, чтобы толпы монахов не собирались перед сердцем Константинополя, собором Святой Софии. Они выкрикивали протесты, проводили крестные ходы, сопровождаемые толпами мрачных обывателей. Среди протестующих выделялась высокая фигура Георгия.

Сопротивление проявилось и в ближайшем кругу императора. Его первый министр и родственник Лука Нотарас зашел так далеко, что даже сказал: «Лучше нам быть под турецкой чалмой, чем под папской тиарой!»

Единственным человеком из этого круга приближенных, кто чувствовал боль императора как свою собственную, был Франдзис. Даже если бы император не говорил ему ничего, он понимал, что единственной надеждой Константина был приход западных армий и то, что ему удастся каким-то образом смягчить сопротивление своего народа церковной унии.