Гибель империи. Тайные страницы большой геополитики (1830–1918)

Со стороны англичан этот царский монолог не вызвал никаких протестов или отрицательных эмоций, тем не менее никаких ответных шагов в направлении создания антифранцузской коалиции ими сделано не было. Несмотря на это, Николай I счел свой визит в Британию успешным, полагая, что в лице Лондона обрел если ни союзника, то по крайней мере получил гарантию английского нейтралитета в случае возникновения русско-французского конфликта.

В 1848 г. в Европе произошел целый ряд революций, но особое значение для Петербурга имела революция в Венгрии. После того как австрийский император обратился к Николаю I с мольбой о помощи, царь совершил роковую ошибку. Он, пренебрегая геополитическими интересами России, подавил революцию в Венгрии и тем самым спас от распада Австрийскую империю. Вместо того чтобы способствовать созданию двух враждующих между собой независимых государств, которым было бы не до экспансии на Балканах, Николай I исполнил роль европейского жандарма, вызвав протест и негодование всей Европы.

Впрочем, уже в 1854 г. Николай I осознал свою ошибку. Вот как это описывает известный советский историк, академик Тарле в своей монографии «Крымская война»:

«Месяца полтора после того, когда из действий Венского кабинета можно было заметить, что немцы примут сторону скорее врагов России, нежели нашу, государь, разговаривая с генерал-адъютантом графом Ржевусским, польским уроженцем, спросил его: «Кто из польских королей, по твоему мнению, был самым глупым?» Ржевусский, озадаченный этим вопросом, не знал, что отвечать. «Я тебе скажу, — продолжал государь, — что самый глупый польский король был Ян Собесский, потому что он освободил Вену от турок. А самый глупый из русских государей, — прибавил его величество, — я, потому что я помог австрийцам подавить венгерский мятеж».

Впрочем, это осознание пришло к Николаю I лишь после того, как он совершил еще ряд непростительных ошибок, приведших его к новой войне с Турцией. Дело было в том, что после быстрой и сокрушительной победы над восставшей Венгрией русского царя обуяла такая гордыня, что он повел себя как полновластный хозяин Европы. А этого ему не могли простить ни союзники, ни враги. При этом Австрия, Пруссия и Турция всячески стремились избавиться от опеки Петербурга, а Англия и Франция считали необходимым как можно быстрей поставить на место слишком уж усилившуюся Россию.

Уменьшить свою зависимость от воли русского царя Пруссия и Австрия могли, столкнув, например, Россию с какой-либо другой мировой державой, и выступить после этого в роли арбитра. И такой благоприятный случай для реализации подобных планов вскоре возник.

2 декабря 1851 г. во Франции произошел государственный переворот, в результате которого к власти в Париже пришел Луи-Наполеон, ровно через год после этого объявивший себя императором Наполеоном III.

Австрийские и немецкие политики вдруг сильно озаботились тем, что провозглашение Наполеона III императором Франции противоречит решению Венского конгресса 1815 г., который лишил династию Бонапартов права на французский престол. После этого прусский посол в Петербурге фон Рохов, ссылаясь на принципиальную непримиримость в этом вопросе австрийского министра Буоля, убедил еще колебавшегося Николая отказать Наполеону III в обращении к нему как к «брату», твердо заверив царя, что и Пруссия и Австрия, безусловно, сделают то же самое.

Впрочем, на этом Вена и Берлин не остановились и 20 декабря 1852 г. русское посольство в Вене сообщило в Петербург, что граф Буоль полагает, что державы не должны признать нового императора «Наполеоном Третьим», и в своих обращениях не должны называть его «братом», а должны только говорить ему: «государь». Николай I спешит согласиться с таким принципиальным решением и пишет на полях:

«Для нас не может быть вопроса о "N III", потому что эта цифра — абсурдна. Адресовать должно: "Императору французов" — и только, — а подписать не "брат", а коротко: Франц Иосиф, Фридрих-Вильгельм и Николай и, если возможно, Виктория».

К сожалению, царь слишком поздно понял, что его откровенно дурачат, поскольку все императоры давно уже решили принять в свое «братство» в качестве «дорогого брата» нового французского императора, и что союзники намеренно его провоцируют на дерзкую выходку исключительно для того, чтобы столкнуть Францию с Россией.

Поэтому, как только в официальном обращении к новому французскому императору со стороны Петербурга прозвучало словосочетание «дорогой друг», Вена и Берлин срочно изменили свою «принципиальную» позицию и стали обращаться к Наполеону в полном соответствии с правилами протокола, как к «дорогому брату». В результате Николай I оказался изолированным в крайне нелепом положении, а Париж воспринял этот демарш Петербурга как вызов и намеренное оскорбление чести французского короля.

Но самое поразительное в этой провокации Австрии было письмо Буоля русскому послу в Вене Мейендорфу от 31 декабря. Дело было уже сделано, Буоль, который уже втравил Николая в эту опасную историю, сам его уже предал, но при этом хотел удостовериться, что Николай в последний момент не сделает какой-либо попытки исправить положение, пишет русскому послу:

«Император Николай не такой человек, чтобы отрекаться от слова, которое он произнес, — и ваш кабинет, впрочем, очень может упорствовать, не боясь серьезных последствий».

Восхищаясь царем, не отказывающимся от своих слов, Буоль поясняет, что для Австрии было слишком опасно проявлять такую же верность своему слову:

«Стоит ли давать Луи-Наполеону предлог возбуждать воинственные наклонности Франции?»

В результате сразу же после получения из Петербурга письма Николая I с обращением к нему «дорогой друг» оскорбленный Наполеон берет курс на развязывание войны с Россией, и с этой целью интенсифицирует так называемый спор о святых местах.

Разумеется, Крымская (1853–1856 гг.), или, как ее еще называют, Восточная война не возникла на пустом месте и уж, конечно, не явилась результатом схоластических споров о ключах от церкви Яслей Господних (Рождества Христова) и церкви Гроба Господня. Религиозные споры и претензии на самом деле были лишь удобным предлогом для осуществления замыслов политического и стратегического характера. Истоки же Крымской войны, с одной стороны, кроются в геополитическом противостоянии России, Франции и Англии, а с другой, в давнем конфликте, постоянно тлевшем между Россией и Турцией и периодически приводившем к русско-турецком войнам.

Тем не мене, главным инициатором Восточной войны был Наполеон III, который сознательно провоцировал новую русско-турецкую войну, рассчитывая под предлогом защиты Османской империи совместно с Турцией и Великобританией достичь военного поражения России, лишив ее роли сильнейшей европейской державы, и удалить русский флот с берегов Черного моря. Кроме того французский император считал, что победоносная война против России должна была бы стать реваншем за поражение Франции в наполеоновских войнах и значительно упрочить его еще довольно шаткое положение в качестве продолжателя династии Наполеонов.

Лондон прекрасно понимал смысл затеваемых Парижем политических игрищ с Петербургом, считая, что провокация Наполеона III вполне может быть использована для реализации глобальных геополитических планов Великобритании, согласно которым грядущая война должна была превратить Россию во второстепенную державу, лишенную выхода к морям и океанам.

Дело дошло до того, что в июле 1852 г. Франция, в нарушение Лондонской конвенции о статусе проливов, привела под стены Стамбула 90-пушечный паровой линейный корабль «Карл Великий», на котором в Константинополь прибыл французский посланник де Лавалетт. Корабль бросил якорь у дворца падишаха, «желая своим высокомерием и резкостью произвести на турок необходимое ему давление». После чего де Лавалетт потребовал от Порты формального объявления, что дарованный грекам гатти-шериф не отменяет ноты, сообщенной французскому посольству, и договора 1740 г. Великий визирь, под влиянием переданной французским послом угрозы, что Франция отправит флот к берегам Сирии, вручил ему ноту, заключавшую в себе это объявление.