Оливер Кромвель

Оценка победы Кромвеля при Марстон-Море 2 июля 1644 года как «великой победы… примера которой не было с начала этой войны», является правильной [47]. Но это сражение не было поворотным пунктом в истории Английской гражданской войны, после которой победа парламентской армии стала неизбежной. Современников очень удивило бы такое предположение. Сразу же после победы при Марстон-Море английские парламентарии и шотландские союзники, которые официально присоединились к войне против короля предыдущей осенью после заключения договора с парламентариями (известного как Торжественная Лига и Ковенант), пребывали в эйфории. Но это настроение быстро изменилось в течение следующих нескольких месяцев, так как две главные парламентские армии перенесли суровые испытания. Армия Эссекса была разгромлена в Корнуолле в августе, а армия Манчестера (как будет видно) неудачно выступила против армии короля в Беркшире осенью. Однако сражение при Марстон-Море стало переломной чертой в карьере Кромвеля в двух отношениях.

Во-первых, Кромвель уверился в том, что он и его кавалерия выиграли сражение и что его союзники Ферфакс, Манчестер, Левен и шотландцы играли относительно незначительную (в лучшем случае) роль в достижении победы. Это мнение подтверждено и недавними оценками военных историков [48]. Точно установлено, что это был первый опыт Кромвеля как главнокомандующего в полномасштабном сражении; его управление кавалерийскими войсками было тесным и строгим (повторяя в большем масштабе тактику, которую он использовал в сражении при Гэйнсборо в предыдущем году). «Мы ни разу не атаковали, но разбили врага наголову. Левый фланг, которым я командовал, состоящий из нашей кавалерии и спасший немногих шотландцев в нашем тылу, поразил всю кавалерию принца», — хвастался он в чем-то справедливо, так как способность его кавалерии перегруппироваться после первой атаки дала ему возможность броситься на спасение кавалерии сэра Томаса Ферфакса и соединиться с пехотными полками армии Восточной ассоциации под командованием генерал-майора Лоуренса Кроуфорда, чтобы одержать победу над принцем Рупертом и графом Ньюкаслом, тогда как его начальники Манчестер и Левен сбежали с поля боя. Неудивительно, что ключевая роль в победе придала ему гораздо больше уверенности, чем когда-либо, и утвердила в убеждении, что его действия и дело, за которое он сражался, имели божественное предопределение. «Англия и церковь действительно пользовались великой благосклонностью Господа… Бог сделал их жнивьем для нашего меча» [49]. Кромвель завоевал огромное уважение в глазах современников. Неудивительно, что политические союзники Кромвеля в Вестминстере вторили его объяснению случившегося.

Брошюра «Vindiciae Veritatis», опубликованная в 1654 году и, возможно, написанная в 1646 году лордом Сэйе и Селе, утверждала языком Кромвеля: «Назначение Кромвеля как орудия, посланного Богом, чтобы повернуть события, выиграть день и вырвать победу из рук врага, угодно Богу. Все это были деяния Бога». Авторитет Кромвеля необычайно возрос после Марстон-Мора. Газета «Пефект Дьюрнел» от 18 марта 1645 пишет о нем как об «одном из Спасителей (как ему было предназначено Богом) этого Израиля» [50]. Теперь уже многие стали видеть в нем человека, несущего божественную миссию спасения английского народа, как Моисей — миссию спасения израильтян от угнетения Египтом.

Марстон-Мор не только поднял военную и политическую репутацию Кромвеля, он также помог ему увидеть, что не все в парламентском лагере разделяли его преданность делу религиозной свободы. Нет основания считать, что у него были какие-либо подозрения на этот счет до осады Йорка в мае и июне 1644 года. Когда в начале года Кромвель узнал, что Лоуренс Кроуфорд — его коллега в армии Восточной ассоциации наказал двух человек за их религиозные убеждения, он попросил его быть более терпимым, даже если человек станет анабаптистом. Он писал Кроуфорду: «Разве это делает его неспособным служить обществу?.. Сэр, государство при выборе людей для службы не учитывает их мнения; его удовлетворит, если они готовы верно служить» [51]. Эти взгляды Кромвель разделял с графом Манчестером, который при формировании армии «Нового образца» в Восточной ассоциации осенью 1643 года отбирал, как было видно, «многих честных людей, хотя их суждения не совпадают с моими». Джон Лилберн был одним из тех, кого привлек такой либерализм, и позже он сказал, что покинул армию Эссекса, чтобы присоединиться к войскам Восточной ассоциации под управлением «моих двух любимых тогда» Манчестера и Кромвеля. До Марстон-Мора Манчестер был не против принятия в свою армию индепендентов, в то же время Кромвель поддерживал пресвитериан, как и полковник Эдвард Кинг, чье продвижение по службе до командующего войсками Восточной ассоциации в Линкольншире он обеспечил. Кроме того, сам Кромвель назначил, по крайней мере, тринадцать шотландских пресвитерианских офицеров в своей армии и принял Пресвитерианский Ковенант в феврале 1644 года.

Что послужило причиной того, что после сражения при Марстон-Море он стал гораздо осмотрительнее относиться к сотрудничеству с пресвитерианцами, чем прежде? Отчасти, крайние религиозные взгляды шотландских пресвитерианских офицеров. Пытаясь сопротивляться этому, он послал в Йорк петицию в защиту веротерпимости, и возможно, миссия сэра Генри Вэйна-младшего в Йорке в июне, которую неверно представляли частью заговора по свержению короля [52], была попыткой поддержать усилия Кромвеля в этом направлении. Именно в результате своей победы в Марстон-Море он видел благорасположение Бога к его «религиозной партии», что, помимо всего остального, побудило Кромвеля принимать более решительные меры сопротивления к тем, кто исповедовал нетерпимость. После сражения он стремился уволить из армии Кроуфорда, с которым ссорился с начала года, и Манчестеру пришлось приказать обоим подчиненным предстать перед Комитетом объединенных Королевств в Лондоне, в попытке уладить ссору. Шотландец Роберт Бэйли также утверждал, что Кромвель и его «партия» в дни после Марстон-Мора уволили некоторых пресвитериан из своих полков, намереваясь сформировать армию, полностью преданную им… Это был великий заговор индепендентов» [53].

Но перемены в поведении Кромвеля после Марстон-Мора нельзя полностью объяснить, не учитывая реакцию Манчестера на случившееся. В отличие от Кромвеля, он отреагировал на сражение и на его последствия с большой тревогой, вызванной опасением, что решительная победа над королем приведет к религиозным спорам (что уже имело место в его собственной армии) и угрозе социальному порядку. В результате Кромвель все более критически стал относиться к своему главнокомандующему, который, как он опасался, не был расположен «доводить эту войну до полной победы». Кромвель также утверждал, что граф Манчестер имеет «намерение или желание окончить ее соглашением на таких условиях, при которых было бы невыгодно слишком унижать короля», и что он ищет согласия с королем на основе нетерпимого пресвитерианства [54]. Конечно, после сражения Манчестер не был больше таким влиятельным генералом, как раньше. Взаимодействие армии Восточной ассоциации графа Манчестера и западной армии сэра Вильяма Уоллера, направленное против войск короля в Беркшире, окончилось поражением в Ньюбери и в Данниигтон-Касл в октябре 1644 года. Парламентские войска совершили грубые тактические ошибки, и на Совете о результатах войны командование графа Манчестера подверглось суровой критике со стороны Уоллера и Кромвеля. В результате руководство военными действиями впало в еще больший кризис, чем в начале года, и ссорящиеся командующие вновь были вынуждены вернуться в Лондон, чтобы постараться разрешить споры политическим путем.