Запасная столица

Даже если, предположительно, мистер Файновилл решал оперативно и с видимыми результатами важнейшие вопросы поставок России по ленд-лизу оружия, боеприпасов, материалов стратегического характера – и в этом случае его прошение выглядело не джентльменским.

Как и водится в новоселье, дипломаты, делая визиты друг к другу, оценивали предоставленные им особняки.

Большинство с завистью отмечали, что шведам достался лучший из всех.

Бывший шведский посланник вспоминает:

«Посол США Стейнхардт со своим персоналом был размещен в здании средней школы… Можно утверждать что угодно, но только не то, что он был доволен. Я сказал послу, что в данной обстановке мы вряд ли можем рассчитывать на что-то лучшее, но он не захотел меня слушать. С видом оскорбленного человека Стейнхардт возразил: «Я поступил на дипломатическую службу не для того, чтобы вот так страдать. Я поступил на нее, чтобы получать удовольствия от жизни. Вы должны согласиться, что здесь все так убого. Мы попали в западню».

Очень странно слышать об удовольствиях в жизни, тем более от американца, союзника, осенью 1941 года. Что же касается «страданий» мистера Стейнхардта хотя бы в продовольственном снабжении, мы узнаем несколько позднее.

Вряд ли можно было упрекнуть городские власти в пристрастии или особенных симпатиях к шведам. В спешке военного времени здесь руководил, скорее всего, слепой случай. Но то, что, действительно, им достался лучший из всех особняк, это несомненно. Прекрасно сохранившийся, он и сегодня выглядит завидно.

Зарубежный корреспондентский корпус разместился в Самаре значительно скромнее – в гостинице «Гранд Отель».

Резвые на ногу и охотные до свежих новостей, газетчики изнывали от скуки. Выезжать на фронт, где они могли воочию почерпнуть главные новости 1941 года, им было запрещено еще в Москве: хвалиться нам тогда нечем было.

Только один раз, 15 сентября 1941 года, некоторым журналистам разрешили выехать в район боевых действий, когда наши войска 6 сентября освободили город Ельню. Это была первая наступательная операция войск Красной Армии, увенчавшаяся реальным успехом.

Военные события, конечно же, представляли для журналистов главный интерес. Им ничего не оставалось делать, как искать случайных рассказчиков. В 1942 году один из американцев докладывал: «Из разговоров я понял, что наблюдается известное ослабление морального духа среди частей, прибывающих из зоны боевых действий. Солдаты открыто жаловались на плохое питание, бытовые условия, медицинское обслуживание и командование. Офицеры более осторожно жаловались на несовершенство и перебои в работе служб связи в боевых условиях, на видимое безразличие верховного командования к огромным людским потерям, на использование войск НКВД для пресечения попыток отступления в боях».

Запрет советских властей на выезд иностранных журналистов непосредственно в районы военных действий вряд ли приносил пользу. В декабре 1941 года, в дни, когда немцы под Москвой были остановлены, уже накануне их разгрома, в газете «Асахи» собственным корреспондентом Хатанакой опубликован репортаж из Самары. По его утверждению, Москва окружена кольцом немецких танковых дивизий, падение столицы – дело ближайшего времени.

Впрочем, уже после войны «потерявший лицо», как принято говорить в Японии о человеке, скомпрометировавшем себя, Хатанака с запозданием извинялся перед коллегами за ложь 1941 года: по его словам, в декабре 41-го писать по-иному, правдиво, он не мог под страхом неминуемого наказания.

Из Самары война виделась дипломатам вовсе далекой и тихой. Маршруты поездок иностранцев даже и по городу ограничивались до наименьшего: на недалекой от центра города Безымянке срочно строились оборонные предприятия, об их продукции незачем было знать любопытствующим журналистам. Некоторым из них и с разведывательным интересом. В захолустном безделье газетчики много пили. Должно быть, в изрядно подогретом русской крепкой душевном состоянии, однажды в декабре, в трагический день разгрома американского флота в тихоокеанской бухте Перл-Харбор, американские газетчики подрались с японскими. Отмстительно. По-самарски лихо и грубо, не выходя из ресторана «Гранд Отеля». Повод, конечно, был убедительный.

7 декабря японская авиация совершила налет на Перл-Харбор – Жемчужную бухту в переводе с английского – на Гавайских островах. Здесь был сосредоточен почти весь тихоокеанский флот США. Потери от бомбардировки десятками эскадрилий были ужасающими. Из 8 линкоров, стоявших в гавани, потоплены 5. Множество кораблей меньшего класса: крейсера, эсминцы, вспомогательные единицы – также или уничтожены, или серьезно повреждены. Беспечность американских моряков обернулась национальным позором: столь сокрушительного поражения еще не видывал свет. Тихоокеанский флот, как военная сила, практически был парализован. 10 декабря в Сиамском заливе японцами были потоплены английские линкоры «Принц Уэльский» и «Рипалс». Начало войны на Тихом океане – впечатляющее.

Постепенно хозяйственники Бюробина налаживали жизнь иностранцев в Самаре, жизнь безбедную. 18 декабря 1941 года по улице Куйбышевской, 72 распоряжением городских властей открылся для дипломатического корпуса промтоварный магазин, где можно было купить, и не дорого, уже призабытые самарцами редкостные меха, костюмы, всякую дамскую рухлядишку. А какие ткани! Я жизнь, считай, уже прожил, а о таких и не слыхал: креп-вуаль, креп-жаккард, креп-армюр, гринсбон… Был учрежден в Самаре специальный, конечно, закрытый простому смертному волжанину – «окна мелом забелены» – продовольственный магазин.

Продавали в нем, в канун голодного для России 42-го года, совершенно невообразимое по тем временам: вина, ликеры, водку, икру красную и черную, шоколад, колбасы, кофе, белорыбицу и…

Все об этом почерпнуто мною из архива МИДа России.

Баловали иностранцев, можно сказать, – чрезмерно! В том числе и посла США мистера Стейнхардта, жаловавшегося на страдания.

Сегодня мы располагаем и совершенно свежими воспоминаниями о жизни дипломатов в Самаре в годы войны.

14 мая 1993 года Самару посетил посол Швеции в России Эрьян Бернер. Один из первых своих визитов он сделал в краеведческий музей имени П. Алабина, в здании которого в 1941-1943 годах размещалось посольство Швеции. Э. Бернер произвел на сотрудниц музея самое благоприятное впечатление, и, может быть, именно поэтому его попросили об очень важном для краеведения: не найдется ли в Швеции кто-то из дипломатов 41-43-го годов, кто помнит о Самаре тех лет, и хорошо, если бы…

Уже 26 июня 1993 года в музей поступил ответ на просьбу. Это воспоминания бывшего секретаря посольства Швеции в СССР Сверкера Острема:

«16 октября 1941 года сотрудников посольства в Москве привезли на Курский вокзал, а уже вечером отправились в путь. Через трое суток, переехав широкую реку и догадавшись – это Волга, дипломаты прибыли в Куйбышев. Начальник протокольного отдела НКИД СССР ходил вдоль состава, предлагая выгрузиться. Нас, семерых младших сотрудников, привезли в старинный особняк, пустой. В комнатах мы обнаружили только около двадцати железных кроватей, что напоминало недавнюю здесь, очевидно, больницу. Стали устраиваться, покупая мебель где придется. Позже, делясь своими впечатлениями с другими дипломатами, мы выяснили, что нашему посольству досталось самое лучшее здание из всех. Мы были приятно удивлены: вскоре открылся «Гастроном» для дипломатического корпуса с икрой и водками. Окна магазина были забелены мелом, чтобы простые жители не могли увидеть на полках настоящие яства для иностранцев. У входа всегда стояли двое солдат эн-ка-вэ-дэ. Мы скоро освоились. Особенное удовольствие нам доставляли оперные спектакли в Большом театре с прекрасной музыкой и голосами. А драматический театр, по незнанию русского языка, был, к сожалению, недоступен. Зимой катались на лыжах. Летом, загорая на берегу Волги, купались, играли в мяч. И даже совершили на лодке знаменитую «Жигулевскую кругосветку». Часто бывали в пригородных деревнях, интересуясь бытом крестьян…»