Командарм Уборевич. Воспоминания друзей и соратников.

...Во время боя самоотверженной работой отличались товарищи Алешин, Иссерсон и Уборевич, увлекавшие наши цепи в атаку и руководившие частями... Слава боевым орлам Севера!»

А 21 августа 1919 года в армейской газете «Наша война» была перепечатана заметка из «Таймса».

Ухудшение положения английских войск на русском Севере в ней объяснялось какой-то радикальной переменой, происшедшей в русской армии. «Таймс» отмечала, что стрельба русских колоссально улучшилась. Заканчивалась заметка словами: «Говорят, что командующим назначен Уборевич, бывший поручик царской армии. Мало найдется английских офицеров, которые будут отрицать, что он знает свое дело. Поразительная точность его огня... показывает, что у его орудий находятся хорошие инструкторы».

В конце сентября 1919 года, когда англо-американские захватчики уже убирались с Севера, Уборевич был отозван Реввоенсоветом Республики на Южный фронт, на борьбу с Деникиным.

Расставаясь с родной дивизией, он издал прощальный приказ:

«Дорогие товарищи 18-й стрелковой дивизии!

Сегодня я получил приказание и уезжаю на Южный фронт. После года совместной тяжелой работы я расстаюсь с вами, оставляя вам доведение до конца нашей задачи- взятие Архангельска и освобождение Севера.

Враг наполовину разбит, союзники признали непобедимость Красной Армии и отказались продолжать борьбу на Севере. Насильно мобилизованные правительством генерала Миллера, рабочие и крестьяне показали, что они с нами. Мы пережили здесь несколько счастливых минут победы труда, когда целый полк противника протянул нам свою братскую руку. В момент, когда противник сосредоточил против нас почти все свои силы, на Северной Двине, на участке соседней дивизии, противник под давлением наших частей отступил на расстояние около 150 верст, причём на нашу сторону солдаты белой армии переходят целыми взвода.

Общее положение на нашем фронте таково, что несколько решительных ударов - и противнику станет так худо, как выражаются перебежчики, что они сдадут нам и Архангельск.

Надеюсь, что боевые красноармейцы моей дивизии сумеют сделать, чтобы через полтора-два месяца увидеться на юге, где, покончив с последним и самым сильным врагом трудящихся, русские рабочие и крестьяне завоюют себе мир и свободу.

Желаю успеха и побед, дабы поскорее встретиться на Юге» / ЦГАСА, ф. 1265. оп. 1, д 407, л. 90. /

Снова встретились мы с Иеронимом Петровичем в 1930 году в кабинете председателя Рязанского губсовнархоза товарища Лаврова, под руководством которого я тогда работал. Иероним Петрович, будучи заместителем председателя Реввоенсовета СССР, приехал к нам инспектировать гарнизон. Мы сразу узнали друг друга, вспомнили боевое прошлое... Вдруг Иеронима Петровича осенила какая-то мысль, и он попросил у Лаврова минут на десять машинистку.

Он продиктовал ходатайство перед правительством о награждении меня орденом Красного Знамени.

- Этот орден, - пояснил он, - давно бы уже был на груди Куприянова, но Иван Филиппович в девятнадцатом году отказался от него в пользу одного отличившегося пулеметчика. Сейчас это надо поправить...

Он подписал ходатайство и посоветовал мне обратиться к проживавшим в Москве Н. Н. Кузьмину, А. М. Орехову и Н. Ф. Новикову, чтобы они тоже. скрепили ходатайство своими подписями. Я долго не мог выбраться в Москву. И только когда был переведен туда на работу, выполнил совет Иеронима Петровича. В 1932 году, приехав в Москву из Смоленска, он выругал меня за то, что я держу при себе ходатайство, и сдал его по назначению. Копию с подписями товарищей по боевому прошлому я храню и до сих пор как дорогую реликвию.

М. С. Медянский. ПО ФРОНТАМ РЕСПУБЛИКИ.

ПОЛКОВНИК М. С. МЕДЯНСКИЙ

В августе 1918 года англо-американские интервенты предприняли наступление вверх по Северной Двине на Котлас и Вятку, захватили устье реки Ваги и Шенкурск. Их мониторы и канонерки, бронированные пароходы и вооруженные катера успешно продвигались вперед, расстреливая наши отряды и береговые укрепления.

Тогда-то и прибыли на левый берег Северной Двины в распоряжение командующего Нижне-Двинской бригадой П. Ф. Виноградова две наши батареи, укомплектованные слушателями Первых московских артиллерийских курсов.

В начале сентября бригада Виноградова перешла в контрнаступление, но в 50 километрах от устья Ваги, недалеко от села Троицкого, на нас обрушили удар свежие части интервентов и белогвардейцев. Понеся крупные потери, мы стали отходить вверх по реке.

8 сентября погиб в бою на правом берегу Виноградов. Отряды, и без того деморализованные неудачей, лишились единого руководства. Они то останавливались, чтобы отбиться от наседавшего врага, то снова пятились по единственной, залитой грязью дороге. Я с одним орудием и небольшим прикрытием отходил последним. Отступая, мы несли все новые и новые потери от огня противника. Трудно было даже представить, чем все это кончится.

Наконец перейдя мелкую речушку, мы поднялись на высокий ее берег и наткнулись на какую-то заставу: окопы со станковыми пулеметами были хорошо замаскированы, на деревьях притаились наблюдатели.

- Дальше пропускать не приказано, - объявил нам незнакомый командир. - Приказ командира бригады

- Какого командира? - удивились мы. - Да ведь он убит!

Мы узнали, что командиром бригады назначен комиссар Беломорского военного округа Макаров. Но он командовал бригадой недолго. Дней через десять его сменил Уборевич.

Вскоре недалеко от переднего края разместился полевой штаб бригады. Мы увидели нового комбрига. Среднего роста, худощавый, в аккуратной кавалерийской шинели, в хромовых - наверное, единственных на всем Северном фронте - сапогах и очень уж молодой, он резко отличался по внешнему виду от наших командиров, одетых в одинаковую красноармейскую форму. Прошел слух, что он из офицеров. Это не могло говорить в его пользу, так как всего несколько дней назад во время отступления к англичанам перебежал от нас бывший полковник Потапов. И теперь среди бойцов пошли разговоры: «Зачем к нам назначили какого-то барчука? Белая кость, она и есть белая, только погоны снял. Что, разве не нашлось бы своего брата- солдата или рабочего?»

Но оказалось, что Уборевич прост в обращении с людьми, совершенно не заносчив, очень добросовестно и даже с усердием готовит отпор белым и интервентам, при всем том хорошо знает дело. Поэтому его требовательность ко всем стала восприниматься как должное.

Я был тогда командиром артвзвода и по совместительству комиссаром батареи. От работников политотдела армии узнал, что Уборевич еще весной 1917 года вступил в большевистскую партию. Это окончательно рассеивало какое бы то ни было недоверие к новому командиру бригады.

Воспользовавшись тем, что противник прекратил пока наступление, Уборевич занялся реорганизацией полупартизанских отрядов в настоящие воинские части. «Железные», «Непобедимые», «пугачевские», «имени международной революции» и всякие другие отряды с не менее пышными наименованиями превращались в роты, взводы. Вместо выборных начальников, нередко неподготовленных в военном отношении, назначались более опытные командиры.

Не обходилось, конечно, без недовольства: ведь ломались успевшие укорениться примитивные представления о демократии в революционной армии. Но Уборевич был твёрд и терпеливо разъяснял бойцам, что только четкая организация, единоначалие и железная дисциплина могут обеспечить победу над врагом.

Коммунисты, хоть нас и немного было, поддержали Уборевича, и дух партизанщины постепенно развеивался.

Попутно Уборевич изучал настроения бойцов, проверял, насколько они владеют оружием. Для слабо подготовленных организовал учебные команды. Командир бригады особо заботился о подразделениях, занимавших передовые позиции, добивался, чтобы они были хорошо вооружены, обеспечены боеприпасами, продовольствием, чтобы огневые средства были расставлены наиболее целесообразно. Он успел досконально проверить все подразделения. Боевые порядки на глазах у всех укреплялись.